«Звезда заката»

- Баланец подводишь! - и как - будто протянул руку, чтобы взять коробочку и спрятать ее снова в бездонный карман своих чикчир, украшенных широким зеленым лампасом: но вместо того, чтобы взять, подвинул коробочку к тому краю стола, где сидел Сидор Волк.

Волк усмехнулся - подумал немного, глядя на столешницу, мимо коробочки, потом подвинул ее легонько в сторону Амбы.

Оба они в ту минуту вспомнили частик в Читинской тайге, где нарвались на «старика» и быть бы Амбе на рогах, если бы не кортик Сидора Волка. И что такое кортик подумать: игрушечный кинжал! Но удар был верен и глубок.

Помолчали еще, прислушиваясь к ровному рокоту пародинамо, матросской песне под гармонию на драге и крикам с берега, и, Амба, вздыхая, потянул чуть - чуть коробочку к себе, оставив ее на столе. Тут и Сидор спохватился и подвинул коробочку к себе обратно.

Началась игра в великодушие. Когда Амба положил коробочку на стол, это просто значило: ты меня позвал вот я пришел и с тобою, если бы Сидор Волк после этого взял поставленную перед ним коробочку и спрятал, то тем самым сказал бы Амбе:

- Ты еще со мной не расплатился за то. Вот шрам, тогда «старик» прополосовал мне всю руку от плеча за локоть. Конечно, я сам послал тебе знак, но долг еще за тобой.

Решительно вернуть панты Амбе. Такой поступок оросил бы тень на славных благородством чувств и поведения таежных охотников - искателей. Этим было бы сказано грубо:

- Мы квиты.

Волк вторично подвинул коробочку от сернокислой хины в сторону Амбы, и Амба вторично ее вернул на прежнее место перед Сидором Волком. Амба как бы говорил:

- Плевое дело. Я еще ничего не сделал. Ты вот тогда - дело сотое.

Сидор Волк выждал времени, сколько требовала учтивость, и более решительно, чем раньше, подвинул коробочку Амбе, тем самым безмолвно говоря:

Что значу я, Сидор Волк, перед тобою, Амбой Полосатым. Ты славен от Байкала до Сахалина. Ты стелешь золотом дорогу коням своих товарищей. Какое еще может быть для меня счастье только одно: еще раз, если доведется, помочь тебе в беде.

Пожалуй, это была лесть, и дерзкая. Амба сделал вид, что рассердился.

- Долго мы с тобой в шашки играть будем. Говорю: бери.

Волк не взял и ответил:

- «Вничью» у нас с тобой не может быть. Твоя или моя.

Вовремя.

Амба расхохотался и спрятал коробочку с золотыми пинтами в карман, тем самым, поравняв мало кому знакомого Сидора Волка с собою, Амбой Полосатым. И Сидор Волк сделался должником Амбы.

Ночь махнула уже темным крылом над горами, призывая к покою. В поселке Пянь - Эр - Гоу было не до угомону. На площади, где приисковый «офис» и бар, гудела толпа. С крыльца бара что - то в толпу кричали, было похоже на митинг.

Пянь - Эр - Гоу своим сараем из волнистого железа с крупной черной надписью по-английски, мачтою, баром и несколькими двух этажными домиками, первоначально построенными американскою компанией, походил в первые дни свои на любой золотопромышленный городок Аляски. Но тут была не Америка. Американский поселок быстро оброс русскими рублеными избами, с коньком и ставнями на окнах, односкатными китайскими фанзами, а в полугоре землянками, где ютились дроворубы. Площадь среди окружающих ее построек так же выделялась как Кремль в Москве. Впрочем, «офис» и есть Кремль Америки. Однако, в Пянь - Эр - Гоу не было ни одной церкви, никакой молельни, ни единою капища. Если кому здесь молились, то - Злату. Толпа перед баром сумела. И в баре гудела пьяная толпа. Слово «золото» звучало, по крайней мере, на тридцати наречиях. В гомоне можно было разобрать слова.