- Ну, я расскажу тебе, что надо, если сумею.
Я узнала от нее много интересного не только про эту коммуну, но и про старую, организованную в конце 1923 г.
Несколько человек, не имевших квартиры, решили поселиться вместе и жить коммуной.
Устава не было, правильных дежурств не было; все деньги отдавались старосте, который тратил их по своему усмотрению. Дело дошло до того, что Ленка (староста) влюбился в одну коммунарку и стал изводить общественные деньги ей на шоколад. А тут еще другая утаила часть заработка и анархическим образом купила себе синее суконное пальто. Коммуна лезла по швам. Ячейка созвала совместно с коммуной собрание и решила поставить дело на более крепкий лад. В октябре прошлого года старую коммуну распустили и создали новую, куда из прежней допустили лишь одну девушку, ту, что разговаривала со мной.
Новая коммуна открылась в составе 8 человек женского пола. За год состав коммуны изменился: трое ушли, 4 прибавилось, в том числе один парень.
Интересны причины ухода: одна вышла замуж, другая ушла к вернувшемуся, откуда - то мужу. Таким образом, семейного вопроса коммуна не разрешает, но просто исключает семейную жизнь. Ушедшим коммуна дала кое - какое «приданое». Девушке, вышедшей замуж за директора, дали немного, - сумеет себе сделать сама; а ушедшей к мужу дали и простынь и одеяло, потому что у них не было. Третью исключили из коммуны. Эта девушка сразу, как поступила на фабрику, проявила большую активность, ударилась в общественную работу, и ею не могли нахвалиться. Ой, Розка, да что за Розка!
В скором времени поселилась она в коммуне, и тут обнаружились первые трения.
Дело в том, что девушка была из другой среды, чуть ли не дочь нэпмана. Была она не глупая и развитая, но чрезвычайно задирала нос, а потом не хотела порывать связь с прежней средой: ходила к своим, поддерживала старые знакомства, и пришлось ее исключить.
К нам подошло еще несколько человек. Я спросила, каковы у них отношения с их парнем.
Девчата засмеялись: Прицеп он, больше ничего.
«А что, разве ругаетесь» Нет, нет, сказала девушка в гимнастерке, - он нам очень полезен, он парень развитой и всегда нам помогает, когда, например, газеты читать или объяснить что. А это они вот почему: было у нас в спальне тесно, и решили одну койку поставить в читальню. Ну, кого же туда поселишь? Конечно, его. А он прижился в большой комнате и уходить не хочет. Поэтому и спор был.
Про коммуну «Ленинский закал» можно сказать, что за год существования от основных своих принципов она не отказалась. Как единственный пример отступления можно привести оказавшийся нежизнеспособным и вычеркнутый ныне параграф устава, где говорится об обязательном ношении низких каблуков. Но основное сохранилось. Как и год тому назад, весь заработок членов отдается в коммуну. Как и год тому назад, белье и платье общее. Ссор из - за костюмов не происходит - голова занята вещами поважнее тряпок.
ПРИЕЗЖАЮ на электропередачу вечером. Разбросанные дома рабочего поселка, сосны, снег, много фонарей. Во всех направлениях носятся лыжники. Спрашиваю, - как мне пройти к дому коммуны.
- Пойдите к милиции - вон, где два фонаря, а там всякий скажет.
Подхожу и останавливаюсь в смущении - в освещенном окне ясно видны тюлевые занавески и цветы. Мое убеждение, что в коммуне занавесок быть не может, было так сильно, что я в этот дом и не заходила, но направилась к следующему, откуда меня, как и следовало ожидать, отправили назад.
Делать нечего, иду обратно, отыскиваю дверь. Внутри вид совсем нежилой - валяются доски, ведерки с краской, пол забрызган известкой. Кричу, - никто не отзывается. Иду по коридору, отворяю наудачу дверь и попадаю в ту самую комнату, где на окне висит загадочная занавеска. В комнате обита т двое девчат, оказавшихся коммунарками, хотя вид комнаты для коммун был не совсем обычный, да и сама коммуна, как я потом узнала, не совсем обычного типа. О цветах и занавесках я уже упоминала. Кроме того, в маленькой комнате стоят две кровати, из коих одна особенно взбитая, с накидкой на подушке, с кружевом простыни, выглядывающим из - под одеяла - совсем, как в приличных домах. Есть комод с зеркалом, конфетными коробками, с фарфоровым голубком и прекрасными девушками экзотической наружности, влепленными в рамки из ракушек. На стенах - фотографии и портреты вождей. Все вожди не поместились, и часть мирно обретается под кроватью. Вместо коврика на стене около каждой кровати растянут шелковый платок. Здесь все комнаты небольшие - на 2 - 3 человека. У парней, конечно, проще - нет такого обилия карточек и занавесочек как у девчат; впрочем, последние мне говорили, что ребятам так понравились занавески, что они хотят и себе покупать такие. Некоторое стремление к комфорту есть и тут: вешалка с платьем закрывается простыней, около кроватей, чтобы не пачкалось одеяло о белую стенку, прибивается полоса красной материи или просто цветной бумаги.
Стремления коммунаров направлены более на то, чтобы создать культурную, организованную, порядочную жизнь, чем на поддержание коммунистической чистоты, нравов, о чем сказано и в уставе.
В уставе есть параграфы о выметении - 2 раза в день комнаты, о мытье рук перед обедом, о соблюдении тишины после 10 - ти вечера.
Коммуна не 100 - процентная, но каждый член вносит одинаковый взнос, именно - 15 руб., а остальными деньгами может распоряжаться по усмотрению. Это еще не плохо, но для больших коммун, как эта (26 чел.), представляет даже несомненные удобства:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Тегеранские впечатления