- Кто вас впервые напечатал? - заговорил редактор сразу, как только Твердышев вошел.
Твердышев рассказал, что первые стихи написал на фронте, и печатались они в военной фронтовой газете. А впрочем, если редактор интересуется, Твердышев принесет ему автобиографию, написанную в стихах.
- Вы меня не поняли. Я хотел сказать, что вы должны бранить того, кто первый посмел вас напечатать. Вы - кто угодно, только не поэт?
Кровь отхлынула и опять прихлынула где - то в боку у Твердышева. Голос вдруг перехватило, когда он сердито возразил:
- Критика - другого мнения. У меня имеются рецензии.
- Слушайте, не сердитесь, ведь, от доброго чувства говорю! Я мог вернуть вам рукопись без объяснений, мог сослаться па перегрузку материалом... Вы понимаете? Я говорю на чистоту, а, ведь, в глаза только враги хвалят. Обида какая, паршивость какая! Свихнет какой - нибудь живодер - редактор симпатягу - малого... Кто его знает - зачем? Может, материалу не хватило или вкусу литературного; может, так рассудил, что сойдет на подверстку, а может за пролетарское снисхождение сделал. И пошел гулять отпечатанный парень по редакциям. А боли - то сколько примет. Как начнут ему рукописи возвращать, будет казаться бедняге, что в редакциях бюрократизм, что его затирают, что печатают по знакомству...
- Значит, - прохрипел Твердышев, - вы находите, что у меня ничего нет в смысле таланта?
- Видите ли, дружище...
И редактор подъехал вместе со стулом поближе.
- В первые дни в зародыше человечьем не различишь даже пола. Кто его знает - мальчик образуется или девочка. Просто - мяса кусок.
Редактор подержал на ладони Твердышевскую поэму.
- Не знаю, что тут получится - мальчик или девочка. Вам надо грамоту учить. Писатель никогда не будет писателем, если не станет культурнейшим человеком своего времени. Понимаете, какая работа вам предстоит. Вы написали поэму, а тут у вас и Некрасов в непереваренном виде, и Кольцов комеъм стоит, и Маяковский пучит. Да что... Вы неграмотный человек дружище. Ведь и столяр не берет заказов, пока не отточит рубанка, пока не научится строгать, парнишка милый. Строгать учитесь.
Неделю ходит Твердышев оглушенный, словно его по голове ударили. Смотрит - и ничего не соображает.
Прежде не мыслью, а ощущением думал, что буржуазная квартира - значит удобная, светлая, сухая, просторная, с ванной и изразцовой плитой, а пролетарская - с драными обоями, мутными окнами, с испорченной машинкой в уборной.
И так обо всем: корявые стихи, да наши. Плохая жизнь, зато без изгольства, не обидно. Хлеб черный, да не из барской руки.
Теперь понял, что пролетариат только тогда победит, когда сумеет и жизнь, и стихи, и машинки в уборных делать лучше, чем дворяне.
Рассердился на себя, на свои писанья, рукописи собрал в кучу, веревкой перевязал и в угол бросил.
Помнит Твердышев - прорыв на фронте белые сделали. Пришлось свертываться и отступать на сто верст - фронт выравнивать. Вот такое же состояние тогда было: весь в себя спрятался, только глаза тлеют. И, чтобы побольше дела. Делом бессильную злобу утолил.
- Кто умеет только наступать - не воин, а бузило.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.