… И слышится наша мелодия

Жизнь офицерской жены в военном городке особая. Тут недолго затосковать, утратить интерес к жизни, что я, к сожалению, не раз видела. Мужья и их подчиненные заняты своим ратным делом с утра и до ночи, а жены могут погрязнуть в быте, в немудреных домашних заботах. Мне же, комсомолке, это было не к лицу. И вот создалась у нас сплоченная группа женщин-активисток, и принялись мы за дело. Украшали и приводили в порядок красноармейские казармы. Из старых одеял сделали коврики к кроватям, сшили салфетки, занавески на окна, оформили Ленинские комнаты лозунгами и плакатами, в библиотеку отдали свои скромные собрания книг, к праздникам пекли кто что умел вкусного, убрали зал столовой искусственными цветами, сшитыми из рукавов, отрезанных от лучших платьев.

Но не только уют нас волновал. Мы, например, помогали командованию бороться с цингой, в ту пору бичом для поселенцев из центральной России, – научились варить хвойный отвар и собственным примером убеждали красноармейцев и командиров пить его, собирали в тайге дикорастущий зеленый лук, черемшу, бруснику. И добились того, что эта опасная болезнь отступила.

Организовывали субботники по уборке территории, посадке овощей, благоустройству городка. Создали в гарнизонном клубе женские кружки «Ворошиловский стрелок», противовоздушной и химической обороны, радисток, телеграфисток.

Много сил и времени отдавали самодеятельности. У нас был свой любительский театр, и мы не боялись замахиваться даже на самый серьезный репертуар, но. больше всего нас привлекали постановки современные, актуальные по теме и драматургии. Играли все, кто хоть мало-мальски мог держаться на сцене, даже мне доставались иногда главные роли. Честно говоря, наши спектакли делались не столько игрой артистов, сколько неравнодушным участием зрителей, для которых это бывал каждый раз истинный праздник.

Однажды Георгий Иванович пришел домой со службы и застал в доме целое столпотворение. Двенадцать женщин стирали красноармейское белье у нас, пока не была выстроена военная прачечная. Пришлось мужу уйти на несколько дней в свой кабинет. Перестирали, перечинили в тот раз много солдатского белья. Нам выпала нелегкая работка, и как же мы гордились, когда мимо нас промаршировали с песней артиллеристы, направлявшиеся в баню, а под мышкой у каждого сверток свежего белья!..

Бойцы отвечали на нашу заботу самым искренним и добрым к нам отношением. Не раз мы замечали, как они по собственной инициативе старались сделать нам что-то приятное, как-то облегчить жизнь. Помню, однажды я с грудной дочкой подошла к волейбольной площадке, пришла с ребенком и моя подруга, тоже закоперщица всех наших начинаний, молодая ленинградская коммунистка Тоня Горбунова и другие женщины. Наверное, по нашим лицам было видно, как хочется нам сыграть, потому что двое парнишек в гимнастерках подошли к нам, забрали детей и ужасно трогательно нянчили их, пока мы с азартом стучали по мячу.

Поддерживало наше стремление улучшить быт воинов и командование укрепрайона. Семен Васильевич Руднев, несмотря на огромную занятость, находил время поинтересоваться, как идут у нас дела, неутомимо популяризировал наш весьма скромный опыт. Поощрял нас и командующий ОКДВА Василий Константинович Блюхер. Дважды посещал гарнизон начальник Политуправления РККА Ян Борисович Гамарник и тоже хвалил нас. Позже я узнала, что мы с ним были единомышленниками, поскольку он высказывал мнение, что без привлечения девушек на Дальний Восток освоить эти края, поднять их богатства вряд ли удастся.

В декабре меня избрали делегатом на Всеармейское совещание жен командно-начальствующего состава Красной Армии (насколько я знаю, позже такие совещания не проводились, а тогда этому мероприятию придавалось очень большое значение). В Москву мы ехали вместе с мужем, так как одновременно он был избран делегатом на VIII Чрезвычайный съезд Советов.

Теперешнему поколению молодежи, я думаю, не понять моего состояния: из глухой тайги – в Кремль! И вот я вхожу в зал, заполненный сотнями женщин, – Украина и Узбекистан, Кавказ и Сибирь прислали сюда своих делегаток. Все в красочных национальных костюмах, с цветами, разноцветными лентами. И когда, вставая, они устраивали овацию, то зал превращался в роскошную ожившую оранжерею.

Слышу, как произносят мою фамилию, словно в тумане, поднимаюсь в президиум, где сидят все члены нашего правительства, нарком обороны К. Е. Ворошилов, первые маршалы, знаменитые военачальники. Я понимаю, что этой чести удостоилась лишь потому, что приехала из самого дальнего гарнизона, с берега Тихого океана. Еще в Де-Кастри мы с Рудневым обдумывали, о чем мне стоит говорить на совещании, но когда, вышла на трибуну, я, словно героиня Веры Марецкой в фильме «Член правительства», напрочь позабыла о записях, хорошо еще, что не выпустила, как в кино, свои листки в зал. Сначала путалась и заикалась, но потом освоилась и стала рассказывать о нашем житье-бытье, о том же, о чем говорю и здесь. А в завершение высказала свое убеждение, что Дальнему Востоку нужны наши девушки, что только они помогут по-настоящему обжить приморские и приамурские таежные районы.

Вскоре ко мне в гостиницу пришли несколько журналистов из «Комсомольской правды» и предложили мне выступить в газете с призывом к комсомолкам. Среди них был и совсем молодой тогда Юрий Жуков, ныне известный публицист и международный обозреватель. Встретившись с ним спустя много лет, я назвала его своим крестным отцом во всей этой истории, он улыбнулся и не стал возражать.

А история эта тогда только начиналась...

Многие, в том числе и я, не ожидали, что после обращения события примут такой размах. В редакции газет, в комитеты первичных комсомольских организаций, в Дальневосточное представительство в Москве, в Далькрайком ВЛКСМ, в ЦК комсомола и просто ко мне домой полетели тысячи писем. Вот несколько цифр: 31 марта 1937 года пришло 4893 письма, к 4 апреля их стало 5800, а всего за несколько месяцев на этот призыв откликнулось свыше 60 тысяч человек.

Девушки всех специальностей: врачи и учителя, шоферы и токари, зоотехники и культработники, конторщицы и агрономы – ехали на Дальний Восток. Ехали на свой страх и риск, в.одиночку и целыми эшелонами, за свой счет и за счет государства, поскольку вскоре было принято специальное постановление о всемерной поддержке этого патриотического движения... Ехали не только девушки, но и юноши – на одной из станций встречали эшелон девчат с оркестром, хлебом-солью, подготовленными общежитиями, а из вагонов на перрон сошли крепкие парни. То-то смеху было!

В те дни я работала уже в Хабаровске инструктором политуправления ОКДВА по работе с женщинами, а затем была избрана секретарем крайкома комсомола, где мне поручили тот же участок. Для приема, размещения и трудоустройства приезжающих была создана представительная комиссия, которую возглавила старая коммунистка Надежда Ивановна Кузнецова, при крайисполкоме сформировали отдел по работе спереселенцами, ведь ехали и целыми семьями, бригадами, даже цехами и колхозами. Наиболее грамотных девчат из первых эшелонов мы посадили разбирать письма, потому что они все прибывали и прибывали...

Девушки эти называли себя «хетагуровками», и я поначалу стеснялась этого, а потом как-то попривыкла. Дело ведь тут не во мне. Я лишь высказала давно назревшую и для многих очевидную идею, авторство которой должны разделить и С. В. Руднев, и мои подруги по стройке и гарнизону, и делегатки Всеармейского совещания, и журналисты из «Комсомолки».

Вообще-то обстоятельство, что мое имя стало известно людям, – это в очень большой мере случайность. Ничего героического я не совершила. Судьбы, похожие на мою, можно исчислять, наверное, сотнями или тысячами. Но вот после обрушившейся на меня популярности пришлось нелегко: я на себе ощутила непомерную тяжесть ответственности. И всю жизнь стремилась не уронить себя, быть достойной оказанного мне огромного доверия, выразившегося во множестве почетных, и, конечно, приятных событий. Так, в Москве меня наградили орденом Трудового Красного Знамени, а нарком обороны премировал именными золотыми часами. В 1937 году трудящиеся Комсомольска-на-Амуре избрали меня своим депутатом в Верховный Совет СССР первого созыва... А бывали и забавные проявления той самой популярности. Однажды на вокзале ко мне подбежала девушка из только что прибывшего эшелона и спросила подозрительно, правда ли, что я на самом деле Валентина Хетагурова. А когда узнала, что так оно и есть, разочарованно вздохнула: «Ой, а я думала, вы совсем не такая...»

Спустя много лет в Комсомольске подходит ко мне девушка и говорит: «Валентина Семеновна, мне вы обязательно должны дать автограф!» «Почему же обязательно?» – улыбаюсь я. «Да потому, – говорит она, – что папа мой – первостроитель Комсомольска, мама – хетагуровка, я сама – Валя в вашу честь и к тому же строю город Солнечный!»

Мы принимали тогда эшелон за эшелоном, и жизнь на Дальнем Востоке буквально забурлила, словно в нее влили свежую кровь. Все крупные организации: стройки и предприятия, транспортные учреждения и рыбные промыслы – присылали заявки на вновь прибывших, устраивали их на работу, выделяли жилье, с которым было тогда очень туго. И заиграли, зашумели, заплясали свадьбы...

Но, конечно, девушки, приехавшие на Дапьний Восток, мечтали не только о создании семьи, но и о большой, интересной работе. Одна из моих подруг с сорокалетним стажем, Ефросинья Кулиненко, попросилась тогда на один из самых дальних рыбных промыслов. И уже через полгода так освоила новую специальность, что победила знаменитую работницу, приехавшую из Астрахани передавать опыт. Саша Березницкая, которую я встретила на 35-летии Комсомольска, много лет проработала в многотиражке, была избрана председателем хетагуровского комитета девушек, а теперь, кажется, пишет книгу о тех незабываемых годах. Аня Алексеева была строителем, вырастила трех дочерей, и старшая из них возводила Амурск – продолжала дело матери... Пусть не все девушки призыва 30-х годов остались жить на Дальнем Востоке, но пользу принесли они этому краю огромную.