Бессонница

Думал о себе, о своей молодости, и ему казалось, что в те далекие годы природа, среди которой он вырос, была простой, обыденной, и он ее не видел и не замечал. Теперь же все, чем жил окружающий его мир, волновало, наполняло сердце то радостью, то тревогой. Почему? Не знал, не было ответа... Не мог оторвать взгляда, все смотрел, как на что - то загадочное, и на этот рыжий козырек берега и на эту темную каемку на воде... И стальной оттенок колосьев на лунном свете, и темная, как туча, кукуруза, мимо которой неслась «Волга», и гривы лесных полос - все, все, казалось ему, увидел он первый раз.

Смотрел и не мог насмотреться, и одна мысль наседала на другую, одно воспоминание опережало другое... Может, тут причиной всему была старость? Но разве можно Ивана Лукича считать стариком? В этом году ему исполнилось пятьдесят два года. Разве это много? Нет, совсем не много! И ничего, что голову обласкала седина, не беда! И ничего, что виснут седые клочья бровей - под бровями прячутся еще молодые глаза. А об усах и говорить нечего, таких усов и у молодых нету: они чернее грачиного пера. Правда, трудно было сказать, от природы ли они имели такую жгучую вороную масть или Иван Лукич украдкой все же малость их подкрашивал: никому же не хочется стареть.

- Не спится, Иван Лукич? - спросила Ксения, ускоряя бег машины. - Неудобство...

- Что - то дорога сильно тряская. - Иван Лукич голову не поднял, она все так же покоилась на ладони. - Надо сказать Чубу - Закамышному: пусть пришлет сюда бульдозер и малость погладит этот участок... А то беда: как по нему пшеницу повезем?

- Иван Лукич, гляжу я на вас, - заговорила Ксения, притормаживая «Волгу» на повороте, - гляжу и, просто сказать, диву даюсь.

- Это почему ж так, Ксюша?

- Отчего вы такой бессонный? И сами завсегда не спите и другим поспать не даете...

- Тебе не дал выспаться?

- Мне в первую очередь.

- Так это же только сегодня.

- Придумали! А вчера? Всю ночь по полям разъезжали.

- Да, точно, разъезжали. - Иван Лукич вздохнул. - И сегодня ночью поедем... Старым людям, Ксюша, завсегда не спится.

- Ой, ой, скажите! Какой же вы старый? Вы же еще совсем не старый!

- Неужели? - притворно удивился Иван Лукич. - Так, может, я тебе, Ксения, в женихи гожусь?

- Ой, шутник же вы, Иван Лукич! - Ее душил смех, и она была этому рада. - В женихи? И такое придумали! Вы человек женатый, семейный, так что вам уже не женихаться.

- А ежели б был и не семейный и не женатый? Тогда как?

- Все одно пустой разговор. - Она вдруг загрустила, и Иван Лукич не мог понять, отчего. - Извините, но для меня лично вы при всех условиях жених неподходящий.

- Вот оно что! А почему, ежели не секрет?

- Что тут секретного? - Она насильно рассмеялась, замедляя скорость. - Не ровесники мы... Я вам в дочери гожусь...

Что тут ответишь? Это была правда... И Иван Лукич промолчал. «Да, точно, не ровесники мы, и в дочери ты мне годишься, - думал он, закрыв глаза. - Это все так, это ты подметила верно... Но и то верно, что ты собой смазливая и что нашего брата, мужчин, притягиваешь к себе, как магнитом...»