Сейчас, когда партия и правительство приняли постановление «О мерах по увеличению производства, расширению ассортимента и улучшению качества товаров культурно - бытового назначения и хозяйственного обихода», роль работников, борющихся за улучшение нашего быта, неизмеримо возрастает. Оказывается, и на этих «незаметных» производствах, лишенных на первый взгляд романтического ореола, решаются сложнейшие технические задачи, требующие творческого воображения и неутомимых исканий.
Но как мало знаем мы о жизни и труде работников швейного производства! Хорошо пошитый костюм оставляет в тени своего создателя...
Увлекательную загадку, веками волновавшую швейников всего мира, разгадала молодежь Можайской швейной фабрики имени Первого мая. О ней рассказала нам Люся Лисина, участница этих интересных событий.
Вот опять я вспоминаю тот вечер в подготовительном цехе. На длинном столе разложен большой отрез шерстяной ткани. Иван Михайлович Аникин, Таня, Шура, Лида и я мелом размечаем настилы. Нам давно пора уйти, но Иван Михайлович заново просматривает таблицы, и мы снова и снова прилаживаем выкройки друг к другу. Четыре куска ткани покрыты картоном. На концах отрезов и между выкройками проглядывает ткань. Мне становится до слез обидно. Неужели напрасны все наши усилия?
Ведь ткань, которую я вижу, - это будущие остатки. Их меньше, чем раньше, но они есть. Почему? Разве я неверно считала?.. Иван Михайлович кладет таблицы, хватается за логарифмическую линейку и лихорадочно начинает что - то подсчитывать. Поздно! Это уже не поможет.
У меня нет сил ни спрашивать, ни отвечать. Иван Михайлович что - то смущенно говорит, Шура иронически напевает фокстрот «Напрасно ждать, напрасно вдохновляться...», Таня собирает выкройки. Я устала. Мне хочется поскорее добраться до дома, лечь и уснуть.
Зачем я взялась за это дело? Может быть, мне действительно больше всех надо, как сказал мастер? Сотни людей вокруг меня занимаются спокойной, налаженной работой. Зачем мне все это?
Меня раздражает назойливая мелодия фокстрота. Мне хочется замахать на Шуру руками, но у меня не хватает сил. Лучше выйти на улицу...
На дворе уже зажглись фонари. Идет дождь. Тяжелые капли бесшумно разбиваются о матовые плафоны, и кажется, что над длинной цепочкой огней курится дымок. Вон там, за поворотом, у шоссе, стоит знакомый километровый столб с надписью: «109». Почему - то, видя его, я всегда вспоминаю, как впервые шла этой дорогой на фабрику полгода назад. Тогда, кажется, тоже был дождь. За эти полгода многое изменилось; трудно расставить все события по порядку, но я отчетливо помню первый день и все, что связано с ним...
Меня, окончившую десятилетку и ничего не умевшую делать, направили в подготовительный цех разнорабочей. Идя по двору, я разговаривала сама с собой: «А что ты морщишься? Ты обрела то, что хотела». «Неправда! Я вовсе не этого хотела. Я хотела другого». «А на что же ты рассчитывала? Думала, тебе предложат место директора?» «Не нужно издеваться. Я вовсе не думала об этом. Но разве нет ничего другого?» «Другого нет». «Но ведь я училась десять лет. Я много знаю. Много!» «А разве у тебя есть какая - нибудь специальность?» «Нет». «Тем хуже для тебя. Начинай все сначала, если не хочешь быть иждивенкой». «Нет, не хочу. Все, кроме этого». «Тогда начинай все с самого начала. Но не забудь, что ты училась десять лет. Снова напряги свой мозг, мобилизуй всю свою энергию».
Да, я хорошо запомнила первый день в цехе. Работы было по горло. Целый день я слышала одно и то же: «Лисина! Подай такой - то артикул!» Хватала со стеллажа материал «такого - то артикула», быстро несла его мастеру, клала на стол и возвращалась назад. И так до бесконечности.
По ночам мне снились штабеля отрезов на полках. На отрезах висели громадные бирки с номерами артикулов, а с бирок в темноту лебедями плыли цифры...
Когда закончилась первая неделя работы, я подвела итог. Я узнала, что такое артикул, настил, обмеловка.
Артикул - это отрез ткани. Например, артикул № 87 - сорокаметровый шерстяной отрез, светло - коричневый, с нежной белой полоской. Такой отрез, скатанный в рулон, весит без малого два пуда. Настил - это часть отреза. Нельзя сразу раскроить сорок метров ткани. Поэтому мастер берет вначале один кусок (метров десять, к примеру) и раскладывает на нем нужные выкройки. Потом они обводятся мелом (это и есть обмеловка) - и настил готов к раскрою. Мастер - обмеловщик - самая значительная фигура в цехе. Все зависит от него: как он разметит, так и будут кроить. Важно, чтобы как можно больше материала шло в дело. А так разметить ткань под силу только опытному мастеру.
Дома я рассказала обо всем этом маме, положила на стол старую скатерть и стала размечать ее мелом. Хотела показать, как нужно кроить материал, чтобы совсем не оставалось лишних лоскутков. А у меня никак не получалось: ведь это - большое искусство!
Мама долго наблюдала за мной, потом заплакала, посоветовала уйти с фабрики и весь год готовиться к поступлению в институт.
Но с фабрики я так и не ушла.
Иногда мне удавалось в свободные минуты понаблюдать, что делают другие. А это было очень интересно... Я любила смотреть, как работает Седин, наш мастер - обмеловщик. У него рассчитано каждое движение. Возьмет пачку выкроек, подумает секунду или две, а потом раскидает их впритирку одна к другой. Подбросит в руке мелок, прищурится и за минуту исполосует всю ткань целиком. Посмотришь: не отрез, а картина...
Рабочие говорили: «У Седина глаз острый - от этого все и получается». А Седин только посмеивался: «Дело мастера боится... если мастер знает дело». Он - то знал цену своему труду: от работы обмеловщика зависит продукция всей фабрики. Выкройки можно расположить на ткани так, чтобы они плотно легли одна к другой. Тогда остатков будет меньше, а значит, из того же отреза можно сшить больше костюмов.
Но добиться этого трудно. Только старые, опытнейшие мастера владели «секретом разметки». За десятки лет работы все они отыскивали особую, наиболее правильную комбинацию выкроек. Седин - один из таких мастеров. Мне, наверное, понадобилось бы лет сто, а то и больше, чтобы научиться работать так, как он.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Научно-фантастический рассказ
1948 - 1953 гг