В ноябре 1901 года царские власти решили выслать Алексея Максимовича Горького из Нижнего Новгорода. Пристав Рождественской части Ларион Подшибло удостоился узнать об этом от самого генерал - губернатора.

- На днях к тебе обратятся господа интеллигенты, - сказал губернатор. - Они будут просить разрешения устроить писателю прощальный банкет в ресторане Филимонова. Ты дашь согласие. Надо показать всяким там либералам, что власти великодушны. Твое же дело - не допустить волнений или демонстраций. Ясно?

Ларион Подшибло облегченно вздохнул. Еще час назад страх бил его мелкой дрожью. Пристав терялся в догадках: зачем он потребовался губернатору? Оклеветать - то человека враз можно. Не видать тогда наградных и пенсии.

- Будет сделано - с! - радостно пробасил Подшибло.

Два дня слово «банкет» тревожило воображение нижегородской интеллигенции. Принять участие в проводах знаменитого писателя было лестным для каждого, а то, что Горький находился под жандармским надзором, придавало такому участию характер мужественного поступка. Дамы спешно обновляли туалеты, бурно обсуждали программу вечера, сервировку стола. К шестому ноября обширный коридор филимоновского ресторана был превращен в дополнительный зал, зажгли люстры и свечи.

К восьми часам вечера прибыли первые гости: врачи и адвокаты, учителя гимназий и журналисты. Особняком расселись студенты и курсистки, служащие ведомств и частных обществ.

Было здесь и несколько человек в косоворотках.

- Господа, господа, - стелились над столиками голоса озадаченных устроителей встречи, - кто их допустил? Это же курбатовцы, а то и сормовичи!

Но тут раздались аплодисменты. В зал, беседуя с известным в городе присяжным поверенным Яворовским, вошел Горький в черной косоворотке. Увидев заставленные фужерами столики, он поморщился, резко повернулся к адвокату.

- А я не согласен! Нет, как хотите, это не по мне!

Было трудно понять, к чему относились эти слова: к только что высказанной Яворовским мысли или к праздничной торжественности стола.

Писателя подвели к подготовленному для него месту, кто-то потребовал шампанского.

- За здоровье Алексея Максимовича, господа!

Над столами поплыли десятки фужеров, отыскивая руку писателя. Какая - то дама принялась нараспев декламировать стихи. Ее не слушали. Внезапно весь этот нестройный шум прорезал настойчивый и частый стук ножом о бутылку...

- Слово предоставляется... Внимание, господа!...

Адвокат Яворовский поднял руку. Речь его была выразительной и насыщенной выдержками из произведений Горького. Когда зазвучали слова: «Безумству храбрых поем мы песню», - вновь грянули аплодисменты.

А у самой двери уже поднялся второй оратор. Ему никто не давал слова. Да он и не просил его. Невысокий, в обычной русской косоворотке, он громко произнес:

- От имени русского рабочего класса, от имени пролетариев Сормова и Молитовки заявляю протест в связи с тем, что высылают из Нижнего Новгорода нашего Горького!... Это - насилие, которому нет оправдания! Это позор, в котором повинно самодержавие!

Горький отодвинул от себя бокал с вином, повернулся во всю ширину груди к говорившему и улыбнулся. Его светло - голубые глаза искрились.

Зал настороженно загудел. Шокированные дамы восклицали что - то бессвязное, чиновники стучали вилками о посуду я беспокойно ерзали на стульях. Какой - то господин выскочил из - за банкетного стола.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.