Мы остались одни - я и Лена. Я любил Лену и давно собирался сказать ей об этом, но всё не было подходящего случая. За время нашего знакомства я и двух минут не пробыл наедине с ней. Днём мы вообще не виделись - мы работали на разных заводах, - а вечерами её всюду сопровождала эта несносная толстушка Нина, а за мной, словно тень, неотступно следовал Виктор Локшин. Правда, Виктор был моим другом, но в минуты, когда мне доводилось встретить Лену, он превращался в злейшего моего врага. Бывают же такие непонятливые увальни! Ну что бы ему, завидев приближающихся к нам Лену и Нину, взять да и поухаживать за этой толстушкой, увести её к киоску «Развода» или ещё там куда. Так нет же, ни на шаг не отойдёт от меня, какие бы убийственные взгляды я на него ни бросал. Торчит подле, да и анекдоты ещё рассказывает.

Кроме Виктора и Нины было ещё немало людей, мешавших мне объясниться с Леной. То совсем некстати подворачивался мой мастер Платон Никифорович Куделя, то начинал донимать нас игрой на расстроенной гитаре левый край нашей заводской футбольной команды Лёня Вихрь. И каждый раз они появлялись именно тогда, когда мне выпадало счастье встретить Лену.

И вот случилось так, что мы остались одни. У Лёни был сегодня ответственный матч, Платон Никифорович отправлял жену в родильный дом, а Виктор догадался, наконец, пригласить куда-то Нину. Мы остались с Леной совсем одни. Это произошло тёмным июльским вечером на одной из центральных улиц нашего города, у подъезда большого, многоэтажного дома, в котором жила Лена. Был уже поздний час, и ей надо было идти домой. Но я не хотел упускать такого удобного момента: выпадет ли ещё когда случай остаться наедине с Леной?.. Теперь или никогда!

- Лена, - произнёс я. - Мне надо сказать вам что-то очень важное...

Должно быть, в моём голосе звучали какие-то особенные нотки, потому что Лена, стоявшая до этого вполоборота ко мне и что-то внимательно разглядывавшая на стене противоположного дома, вдруг резко повернулась и уставилась на меня своими большими и чуть-чуть испуганными глазами.

Как она была хороша в это мгновенье! Её фигуру освещал яркий свет уличного фонаря, и мне отчётливо была видна каждая чёрточка её лица, каждая складка её платья. Меня всегда приводил в восхищение её немножко вздёрнутый нос, а сейчас он мне казался лучшим из того, что могла создать природа для украшения девичьего лица. А эти чёрные густые брови... И потом - губы. Они постоянно излучали едва заметную, но такую добрую, такую ласковую улыбку...

- Что же вы хотите сказать мне, Толя? - спросила Лена.

«Толя»! Она назвала меня Толей! До сих пор мне ни разу не приходилось слышать из её уст моего уменьшительного имени. Ну, смелее же!

- Я хочу вам сказать, что я вас люблю, что я...

Но мне не дали закончить. Мой рот оказался плотно закрытым её маленькими губами - такими губами, подобных которым не доводилось, наверно, целовать ещё ни одному парню на свете. Впрочем, мне тоже не довелось поцеловать их: Лена тут же растаяла в подъезде большого, многоэтажного дома.

Я прислонился к уличному фонарю...

А потом позади меня зашуршал бархат огромного занавеса, и напряжённая тишина взорвалась вдруг бурей аплодисментов.

И мне уже не надо было казаться влюблённым, не надо было, обнимая уличный фонарь, блаженно улыбаться свалившемуся вдруг на меня счастью. Спектакль закончился. Пьеса, в которой я исполнял роль молодого слесаря Толи, а Ирина - роль такой же молодой фрезеровщицы Лены, сыграна до конца.

Зал все ещё бушует, довольный нашей игрой и счастливым концом пьесы.

Я иду за кулисы и вижу, как Лену-Ирину обступают подруги, поздравляя с замечательной игрой. Она не замечает меня, она даже не смотрит в мою сторону.

Нет, мне уже не надо казаться влюблённым. Но это очень трудно, почти невозможно. Ведь я и в самом деле люблю эту девушку, и в жизни гораздо сильнее, чем на сцене. В пьесе автор разрешает мне думать о любви только тогда, когда я встречаюсь с Леной, но Ирина стоит у меня перед глазами всегда, где бы я ни был и что бы я ни делал. Как и Лену по пьесе, я люблю Ирину давно, но если на сцене я, в конце концов, делаю признание, то в жизни произнести слово «люблю» вслух да ещё в присутствии Ирины - слишком непосильный для меня труд.

Ирина долго разгримировывается, а я, игравший свою роль почти без грима, жду её в опустевшем вестибюле нашего заводского клуба. Домой мы идём вместе. В отличие от пьесы мы подолгу бываем наедине с ней. Нам никто не мешает вести любой разговор. Но и сегодня, как и всегда, разговор у нас не клеится. И те слова, которые я с такой лёгкостью произношу на сцене, здесь никак не могут слететь с моих губ.

Да, в жизни всё получается совсем не так, как на сцене.

Познакомились мы с Ириной в позапрошлом году, когда меня пригласили к ним в институт читать лекцию о скоростных методах резания металла. Помнится, я тогда страшно испугался: как это я, простой токарь, буду читать лекцию студентам вуза?! Но меня выручил наш парторг. Он помог мне составить тезисы лекции, подсказал её основную идею. Мне говорили потом друзья, что получилось здорово. Но в тот момент, когда я вышел на кафедру и глянул в зал, я так растерялся, что меня начало колотить, как в ознобе. Зал был набит битком. В креслах сидели не только студенты, но и преподаватели института, а в маленьком ссутулившемся старичке в первом ряду я узнал самого академика Безуглова. Как я заставил себя начать говорить, не помню. А потом - ничего, разошёлся.

Кончил я лекцию, похлопали мне, а потом стали вопросы сыпать. И дотошный же народ студенты! А больше всех доняла меня она, Ирина. Вопросов десять задала, не меньше. А под конец говорит:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.