Чнырах томился в ожидании. Это чем-то напоминало тот момент перед грозой, когда все вдруг замирает, словно боится упустить первый раскат грома и шум приближающегося ливня. Казалось бы. что необычного: гроза – всего лишь гроза, а ливень – ливень. Но все равно не покидает ощущение сейчас свершится некое таинство…
Недели за две перед тем я спрашивал хабаровских знатоков:
– Когда начнется ход кеты?
– Как обычно: в Амурский лиман первые косяки придут в последних числах августа, в Хабаровске будут к середине сентября. Точный день никто не скажет. Нужно ждать.
В конце августа мы перебрались в Николаевск-на-Амуре, в самое устье реки, откуда уже и до океана было рукой подать. Но шли дни, а на свои вопрос мы слышали стереотипное: пока тихо, может быть, завтра... И что интересно, этого момента ждали все, даже непричастные к промыслу люди, коих было, естественно, подавляющее большинство. Спрашиваешь в автобусе случайного попутчика:
– Ничего нового?
И он, не переспрашивая, отвечает:
– Пока нет...
Потому что знает: так, без подробностей, спрашивают только о подходе кеты. А зайди разговор о чем-то другом, вопрос будет сформулирован иначе, более подробно.
Наконец первого сентября звонок:
– Кажется, началось. В сети попалось несколько гонцов. Завтра можно ждать косяки.
Само собой, наутро мы были уже в Чнырахе, небольшом поселке в Амурском лимане, куда на рыбозавод должен был прийти плашкоут с первым уловом. С этим же плашкоутом мы надеялись уйти к рыбакам...
Чнырах томился в ожидании. Казалось, ему, живущему рыбой, начало очередной путины было делом привычным. Сменяя друг друга, разные виды лова катятся через весь год, подавая на переработку сельдь, корюшку, горбушу, летнюю кету. Теперь вот пришло время кеты осенней. Но к ней-то он привыкнуть не мог.
Улицы поселка пыльны, малолюдны, кажутся сонливыми. Около клуба группа парней и девушек что-то напевает под гитару. На зеленых стройотрядовских куртках эмблема «Пульс-80»: студенты Хабаровского мединститута проводят в Чнырахе третий семестр 1980 года. Но эмблему можно трактовать и иначе: «пульс рабочий, была бы рыба».
Владимир Дмитриевич Раков, директор завода, ведет нас по пустым пока что цехам: тут разделочный, там – засольный, а это – икорный.
Разделочные столы выскоблены, полы вымыты, по желобам бежит кристальная вода, рядом с цехами штабелем свежая бочкотара. Все готово, все ждет. И сам директор, как перед приходом дорогих гостей: отутюженный костюм, галстук, несколько торжественный вид.
После обеда пронеслось: «Сухуми» с плашкоутом на подходе. И тут все завертелось. Девушки-разделочницы заняли свои места у столов, Виктор Михайлович Загудов, мастер засолки, еще раз осмотрел свое хозяйство, электрики снова включили транспортеры – работают. На заводской причал, поправляя на ходу оранжевую прорезиненную робу, вышли студенты-грузчики. Тут уже толпилось десятка два так или иначе причастных к приему и переработке рыбы. А на берегу собралось немало просто зевак.
На фоне сухогрузов, танкеров, лесовозов, что шли вниз и вверх по Амуру, речной буксирчик «Сухуми» с осевшим плашкоутом по борту совсем не смотрелся. Он натужно шлепал к причалу, зато, когда между нами осталось метров 200 – 300, заводской гудок взвыл радостно и протяжно, оповещая округу: рыба пришла. О такой восторженной встрече проходившие мимо океанские лайнеры не могли и мечтать.
Быстро отшвартовались, подняли брезент, верхняя палуба плашкоута ударила в глаза серебром приличных рыбин. Вздрогнула, побежала лента транспортера, унося в чрево разделочного цеха первый улов.
К вечеру с обратным плашкоутом мы добрались до Свободненского заездка, где промышляла кету колхозная бригада Юрия Никитича Поппеля из села Иннокентьевка.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.