Люблю Самотлор. Каждый раз, когда приезжаю в Нижневартовск, словно обновляюсь душой. В Нижневартовске особые люди. Не совсем такие, как мы. Это чувствуется. Два года я снимал бригаду Виктора Китаева. Работа буровика – работа мужественных, сильных, суровых людей. В снимках я всегда рассказывал о них с жесткой скупостью. Но иногда...
– Альберт, ты мне друг или не друг?
– Федя, о чем разговор - Поздний вечер. Я сижу в гостинице,
разговариваю по телефону с Федей Метрусенко. Это не просто Федя, это ас бурового дела.
– Альберт, если ты друг, приезжай в кафе «Белоснежка». Если ты друг...
– А в чем дело?
– Надо сфотографировать одну пару. Понимаешь, Альберт, чтобы на всю жизнь. Свадьба идет. Дочка моего друга выходит за одного парня. Красивая пара, Альберт.
Свадьба на Самотлоре... Где-то едут к могиле Неизвестного солдата, где-то – к Вечному огню, на Самотлоре едут к буровой вышке, которая стоит посреди озера, на самом куполе самотлорского месторождения.
Петю и Тоню Казаченко я снял около буровой вышки: Я снимал их в кафе. Дома. На улицах Нижневартовска. Более красивой пары мне не приходилось снимать. И я объясню, почему так.
На Самотлоре я всегда снимал работу. Перепачканные лица буровиков. Залитую раствором рабочую площадку. Ободранные, в кровавых мозолях руки. Внимательные, жесткие глаза. Многотонную громаду вертлюга. В черных подтеках сигарные свечи труб. Я снимал соль работы. Соль их жизни.
А тут – свадьба на Самотлоре. Это был резкий контраст. Для меня это было чудо. Я снимал красоту.
Я не знал, что мы станем друзьями. В следующий свой приезд в Нижневартовск я снова снимал бригаду. Но когда я устал, я вспомнил о Тоне и Пете. Я пришел к ним в гости. Просто так, посмотреть на них, побыть рядом с ними. Это были уже другие люди. Тогда они были неистовы в своем счастье. Сейчас появилась какая-то мягкость, умиротворенность. Я опять снимал их. Снимал их тихое, спокойное счастье. Тоня уже ждала ребенка. И глаза ее... В этих глазах был свет зарождающейся жизни. Объектив помогает понять людей. Объектив – это сосредоточение. Когда наблюдаешь – приходит понимание. Понимание рождает дружбу.
– Ну, и как тебе наша Наташка? – Это уже вопрос мне в нашу третью встречу.
Да, родился человек, новый человек... И каждый раз это удивляет. Как просто и в то же время как сложно появление человека! Вот малыш и вот его мать. Я снимаю все. Как она кормит Наташку. Как пеленает. Как готовит ее к купанию. Как гладит распашонки. Нет, я все же не узнаю Тоню. Что-то в ней резко изменилось. Она быстрая, ловкая, хваткая, сосредоточенная. Рядом с ней Петя совсем потерялся. К Наташке он боится прикоснуться, для него она слишком хрупкая, слабая, игрушечная – как бы чего не сломать у нее. Петя возвращается вечером с буровой и чувствует себя дома как неприкаянный. Позже я побываю на его работе – работает он как всякий самотлорец: огонь, пламя. А вот сейчас дома... В доме полный матриархат. Тоня и ее мать Лиза захватили власть в свои руки. Им подчиняются. Их слушаются. И Петя и муж Лизы Николай. Тесть и зять теперь как родные братья. Забавно, но бывает и такое. Я снимаю все. Многое снимаю просто с улыбкой...
Переменчива судьба. Переменчивы картины жизни. Не успели оглянуться, а Наташке уже два с лишним года. Смотрю на нее и не узнаю ее. Неужели это то самое беспомощное, крохотное существо? «Дядя, а ты чего делаешь?» – И смотрит в мой объектив. Показываю ей «козу»: «Идет коза рогатая за малыми ребятами...» Смеется, заливается... А я в это время: щелк, щелк... Люблю детские смеющиеся лица. Они как сама наша жизнь: непродуманные, настоящие, непосредственные.
Когда в доме нет женщин, Наташка как шелковая. С удивлением замечаю, как с первого слова она слушается Петю. Вот бы никогда не подумал этого раньше. Петя разговаривает с ней серьезно, строго, без сюсюканья. Я вижу, как это нравится Наташке. Ей хочется быть взрослой. Папа сидит на диване и читает газету. Наташка не мешает. Она садится рядом, берет в руки книгу...
Но как только в доме появляется мать или бабушка, начинаются писк, визг, слезы. Есть, кому пожалеть – есть и капризы.
Я вдруг подумал вот о чем: в этой семье из четырех человек пятый действительно не лишний. Нет ссор. Нет скандалов. И пятый – для всех радость.
И все-таки... Неужели я вижу только то, что лежит на поверхности? Ведь замечаю же я, что иногда Петя как бы недоволен сам собой, что его как бы угнетает даже само это семейное счастье. Странно, но это так. Пожалуй, я не ошибаюсь. Но откуда это недовольство собой? Я думаю об этом. Приглядываюсь к их семье. Попробовал разговориться с Петей – молчит, пожимает плечами. И тут я представил себя на месте Пети. Работает на Самотлоре, на севере, в суровом краю. У него и психология другая: хорошо только там, где трудно, где сложно. А здесь что-то слишком уж хорошо все получается, гладко – тепличные домашние условия. Не по нему. Уверен: не по нему. Хочется самостоятельности. Независимости. А здесь трехкомнатная квартира тещи. Со всеми удобствами. Приедешь с буровой – даже не верится, что это Самотлор. А Петя – мужчина. Тем более мужчина, что в свои двадцать лет полный хозяин собственной судьбы. И судьбы своей семьи. И для этой семьи ему хочется независимости. Независимости в хорошем смысле слова. Все познать самим. Сполна. И быт в том числе.
Так, значит, мечтают о своей собственной квартире?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.