Звездный час оперетты

опубликовано в номере №1291, март 1981
  • В закладки
  • Вставить в блог

Народная артистка СССР Татьяна Шмыга

Оперетта. Многие произведения этого жанра легкой музыки могут похвастаться эпитетом «классический». И тем печальнее, что сейчас и эти веселые, лиричные, грустные музыкальные сценические постановки теряют популярность. А современные, увы, часто и вовсе ее не приобретают: единичные успехи, нестабильный зрительский интерес, порой появляются устаревшие «новинки»... Возможно, тревога несколько преувеличена, но, Татьяна Ивановна, согласитесь, что звездный час оперетты прошел. Ее потеснили эстрада, различные музыкальные шоу, рок-опера, водевили...

– Когда в последний раз вы были в нашем театре? – спросила Татьяна Ивановна, и в голосе ее послышалось легкое раздражение.

– Два дня назад, на спектакле «Обещание, обещание...». И зал был полупустой.

– Это неудачный спектакль. Спектакль-поиск, который, к сожалению, провалился. Такое может произойти в любом театре. А что касается первого вопроса, то вы неоригинальны. Оперетту начали бранить еще в восемнадцатом веке. Одни – за филистерство, как Лессинг, другие – за безнравственность, как, скажем, драматург князь Шаховской. Рубинштейн сравнивал оперетту с юмористической газетой, «положенной на музыку, в коей прелестное сделалось распущенным, веселое – пошлым, остроумное – грязным». Не любил оперетту и Чайковский, ругали и поносили ее в своих романах, пьесах и рассказах такие прославленные мастера слова, как Золя, Островский, Горький, Чехов. Имя композитора Оффенбаха для многих его современников стало именем нарицательным, обозначавшим моду, дешевый успех, большие и легкие деньги в награду за... пошлость и скабрезность на сцене. Дело дошло до того, что в конце XIX столетия само слово «опереточный» стало синонимом всего ненастоящего и глупого. Так, от царя Менелая в «Прекрасной Елене» родилось название «опереточный царь», а от Дона Рибейро в «Пери-коле» – «опереточный губернатор». И надо сказать, что критики XVIII и ХIX веков были правы, ругая наших предшественников, ибо в оперетте тех дней царствовали косность, вульгарность, примитив, отсутствие настоящей художественности.

– И все-таки оперетта завоевала право на жизнь...

– Это обязательно должно было случиться! – с жаром воскликнула Татьяна Ивановна. – И это случилось. В 1919 году, когда вопрос о существовании оперетты встал ребром – быть или не быть, на прием к народному комиссару просвещения Луначарскому отправились Ярон и Потопчина. Выслушав их, Анатолий Васильевич сказал: «Оперетта всегда была одной из самых близких к народным массам театральных форм. Только надо ее очистить от всего наносного, пустить по правильному руслу».

По такому пути и пошла советская оперетта, и был он долгим и нелегким – от старой классики к так называемой новой венской оперетте, а от нее уже к подлинно новой, советской. Путь этот далеко еще не завершен, но, оглядываясь назад, можно сказать, что зритель от всей души полюбил наш жанр. Я могла убедиться в этом за долгие годы работы на сцене Театра оперетты и нахожу подтверждение этому в той теплоте и сердечности, с которой меня встречают на заводах и фабриках, в колхозах, на комсомольских стройках, в научно-исследовательских институтах, а также по тем многочисленным письмам, которые получаю после своих выступлений на радио и по телевидению: пишут из Тулы и Магадана, Салехарда и Комсомольска-на-Амуре, пишут люди самых различных профессий. Читая эти письма, я слышу за их строками смех, вижу радостные лица, чувствую хорошее настроение. И я счастлива, что избрала именно этот, а не иной путь, горда тем, что я – артистка оперетты.

– Татьяна Ивановна, а как вы пришли в оперетту?

– Случайно. Есть люди, которые больны театром с детства, например, Аркадий Райкин, Донатас Банионис... Они идут к своей цели долго и упорно, падают, спотыкаются, но все-таки доходят. Мне понятны их устремленность, мужество, настойчивость – наверное, только так можно стать настоящим артистом. Мне в этом плане не повезло – не я выбирала судьбу, судьба выбрала меня. С детства любила петь и мечтала стать камерной певицей. Поступила в музыкальное училище при консерватории. А через некоторое время отец получил письмо, в котором руководитель хора кинематографии – он, видимо, присутствовал на одном из экзаменов – спрашивал: не будет ли папа возражать, если меня пригласят в хор?

– Почему же именно папу?

– Не знаю. Наверное, подумали, что я еще не созрела для самостоятельных решений... Я согласилась. Затем – опять случайность! Одна из моих подруг перетащила меня в музыкально-театральное училище имени Глазунова. А через два года – ну, как здесь не сказать: судьба играет человеком! – наш курс трансформировался в отделение музыкальной комедии ГИТИСа.

– И вы случайно стали ведущей артисткой Московского театра оперетты!

– Не иронизируйте, – улыбается Татьяна Ивановна. – Дальше моя судьба схожа с судьбами людей, которые пришли в театр не случайно. Чтобы добиться признания, пришлось работать, работать и еще раз работать.

– А если исключить элемент случайности... Допустим, вагон под названием «оперетта» не остановился бы рядом с вами, прошел мимо – как бы в этом случае сложилась ваша судьба?

– Александр Дюма устами отважного мушкетера д'Артаньяна говорил, что на голове у случая растет одна-единственная прядь волос, за которую его можно схватить. Так вот рано или поздно, но я все равно бы ухватилась за эту прядь и догнала бы, как вы сказали, вагон под названием «оперетта». Поэтому случайности, которые сопутствовали мне в начале биографии, прошу рассматривать как случайности закономерные. Ну, а если говорить о везении, то мне действительно повезло. Но в совершенно другом плане – мне повезло на учителей. В 1954 году Московский театр оперетты возглавили Г. А. Столяров, профессор, талантливый оперный и симфонический дирижер, и прекрасный актер Музыкального театра имени Станиславского и Немировичам-Данченко В. А. Канделаки.

Станиславский говорил, что «оперетта, водевиль – хорошая школа для артистов. Старики, наши предшественники, недаром начинали с них свою карьеру, на них учились драматическому искусству, на них вырабатывали артистическую технику. Голос, дикция, жест, движения, легкий ритм, бодрый темп, искреннее веселье – необходимы в легком жанре. Мало того – нужно изящество и шик, которые дают произведению пикантность, вроде того газа, без которого шампанское становится кислой водицей». Все эти истины-заповеди Столяров и Канделаки взяли на вооружение и... Что за чудесное было время! Вспоминаю и не верю, трудно поверить, что человек может быть счастлив, когда его заставляют работать до седьмого пота. Мы стали добровольными пленниками театра, жителями, каждый работал не за страх, а за совесть, стараясь вылепить своего героя или героиню выпукло, чтобы зритель надолго запомнил не только наши голоса, но и артистизм, легкость движения, каскад...

Столяров и Канделаки предъявили жесткие требования не только к нам, артистам, но и к себе. Оффенбах, Кальман, Штраус, Легар – великолепные композиторы. Но в карете прошлого далеко не уедешь. Прекрасно это понимая, наши учителя-руководители старались крепить и развивать советскую оперетту, уже доказавшую свое право на жизнь, зрелость, яркость, музыкальность и поэтичность формы. Вслед за Дунаевским и Милютиным к сотрудничеству с театром привлекаются Кабалевский и Шостакович. И наши зрители и мы, артисты, получаем в конце концов желаемое, давно обещанное – грустные и веселые лирические песни, светлые, задорные танцевальные мелодии. Оперетты «Белая акация» Дунаевского, «Весна поет» Кабалевского и «Москва, Черемушки» Шостаковича прошли с большим успехом и стали значительным событием в музыкальной жизни страны. Особенно много разговоров вызвала оперетта «Москва, Черемушки». Его Седьмую и Одиннадцатую симфонии знает весь мир, и вдруг – оперетта! Результат превзошел все ожидания. Через несколько месяцев после премьеры федеральный канцлер Австрии, присутствуя в Москве на собрании учредителей Советско-Австрийского общества дружбы, сообщил о том, что венский театр «Фольксопер» хочет ставить «Москва, Черемушки» и просит привезти либретто и клавир. Представляете?! Вена сдалась! Вена, колыбель нашего жанра, ставит советские оперетты!

– Это был звездный час оперетты, ваш звездный час...

– Вы хотите вернуться к первому вопросу? – насторожилась Татьяна Ивановна.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены