Юность Ленина

И тут же эта мысль была отвергнута: как же может быть иначе?!

Он пошел медленнее. Тропинка извивалась среди кустарника вдоль берега реки. Он шел и припоминал отдельные сказанные Сашей фразы, интонации его голоса, жесты, черты его характера - сочетание уверенности, внутренней силы с подкупающим спокойствием и скромностью. Его речь всегда звучала убедительно и веско, во всем хотелось подражать ему; быть таким же правдивым, честным, требовательным к себе, таким же принципиальным, каким был он...

Тропинка привела его к одинокой скамейке. Володя машинально опустился на нее и стал пристально смотреть на медленное течение реки. Он думал о брате, и в нем рождалось странное, необъяснимое чувство, тоскливое ощущение пустоты, бесцельности этого героического поступка. Почему?... Он допускал, что брат и его товарищи могли бы достичь своей цели. И что же дальше?... Не будет этого царя, так будет новый, еще более жестокий, - ведь Саша сам об этом говорил, - и все останется попрежнему, нет, много хуже. Как было после убийства Александра - «освободителя»... Так что же делать? Перестать бороться, опустить руки, ждать?... Он понимал: здесь нужно что - то совсем другое... Нужно создать такую обстановку, при которой, убрав царя, нельзя было бы посадить другого. А это невозможно сделать ни одному, ни двум, ни десятерым, хотя бы самым смелым, решительным я сильным, таким, как Саша. Это может выполнить только народ. Да, весь народ, когда поймет он наконец, что лишь своими руками, своими силами, не надеясь ни на кого, он сможет уничтожить общество, основанное на угнетении, ненависти, лжи. Саша сам говорил, что молодой рабочий класс - только он! - поведет за собой народ, укажет ему верный путь. Так, значит, эта гибель была все - таки напрасной, значит, идя на смерть, он все же ошибался?...

Потрясенный этим выводом, Володя поднялся, сделал несколько порывистых шагов вдоль берега, вернулся и опять опустился на скамью. И снова его охватила гнетущая мысль, что он больше никогда не увидит брата...

Его вывела из задумчивости Маняща. Она привела к нему друзей.

Когда Дима прочел в газете «Правительственное сообщение», он побежал за Мишей.

Калитка в доме Ульяновых оказалась незапертой, и они вошли во двор. На крылечке одиноко сидела Маняща. Обернувшись, она взглянула на гимназистов заплаканными глазами. Они молча стояли, не решаясь с ней заговорить.

- Пойдемте, - тихо сказала она и повела их через сад к реке.

Володя сидел, сгорбившись, держа в опущенной руке газету, и пристально смотрел на воду. Острый взгляд слегка прищуренных карих глаз, приподнятые крылья нахмуренных бровей, озабоченная складка на лбу, крепко сжатые припухлые губы, чуть опущенные по углам, слегка выдающийся вперед подбородок выявляли в нем напряженно работающую мысль.

Миша и Дима молча переглянулись. Миша осторожно взял из рук Володи газету и спрятал в карман его тужурки; поднял с земли фуражку, стряхнул с нее пыль и положил на скамью.

Маняша села рядом с братом, хотела было что - то сказать, но, встретившись с его взглядом, не выдержала и, уткнувшись лицом к нему в плечо, тихо заплакала.

Володя ласково обнял ее худенькие вздрагивающие плечи.

- Не плачь, не надо: придет время, они за все ответят... За все!

Он замолчал и снова задумался. Как ни велика была его любовь к брату, как ни велико было преклонение перед его героизмом, он понял: террористический путь борьбы с самодержавием ошибочен, не достигнет цели. Повернувшись к товарищам, он произнес с чувством глубокого убеждения:

- Нет, мы пойдем не таким путем, не таким путем надо идти!

Маняша взглянула сквозь слезы на мужественное лицо брата, и эти слова, сказанные им убедительно и просто, так, что им нельзя было не верить, запомнились ей на всю жизнь.

Мария Александровна приехала в Симбирск вечером, когда уже совсем стемнело. Отпустив возницу за несколько переулков от дома, она пошла дальше пешком. Ее страшили соболезнующие лица соседей, ненужные расспросы, вздохи, причитания.

На улицах было тихо и безлюдно: обыватели ложились спозаранку. Чем ближе она подходила к дому, тем сильнее билось ее сердце. Вот наконец и дом под тополями. Она с волнением остановилась у крыльца. Потянулась было позвонить, но, заметив приоткрытую калитку, вошла в дом с черного хода.

Никто не слышал ее шагов. Она вошла в столовую и облокотилась о косяк двери. Сердце учащенно билось, от волнения подкашивались ноги... За столом, под большой висячей лампой сидели дети, и каждый занимался своим делом: Митя показывал Володе свою тетрадь и что - то горячо объяснял ему; Маняша, высунув от напряжения кончик языка, увлеченно рисовала красками; Оля склонилась над раскрытой книгой.

Володя сидел окруженный младшими и старался быть особенно внимательным к ним Своим внешним спокойствием он стремился отвлечь их от тяжелого горя, сам непрестанно думая о нем, и это постоянное напряжение стоило ему громадных усилий. А тут еще наступали экзамены на аттестат зрелости, к которым надо было серьезно готовиться, и он старался подавить свое чувство, считая себя не вправе отдаваться переживаниям, когда на нем лежала моральная ответственность за благополучие семьи.