- Значит, зверь? - спросил Зернов.

- Зверь, - подтвердил Мартин. Зернов задавал не праздные вопросы. Каждый из них ставил какую - то определенную цель, мне еще не ясную. Видимо, он проверял нас и себя, не спеша с выводами.

- Хорошо, - сказал он, - тогда ответьте: как этот зверь моделирует людей и машины? Зачем он их моделирует? И почему модель уничтожается тотчас же после «обкатки» ее на людях?

- Не знаю, - честно признался я. - Облако синтезирует любые атомные структуры - это ясно. Но зачем оно их создает и почему уничтожает - загадка. И тут вмешался Толька, до сих пор державшийся с непонятной для всех отчужденностью:

- По - моему, самый вопрос поставлен неправильно. Как моделирует? Почему моделирует? Ничего оно не моделирует. Сложный обман чувственных восприятий. Предмет не физики, а психиатрии.

- Посмотрите направо! - вдруг крикнул Вано. То, что мы увидели в бортовой иллюминатор, мгновенно остановило спор. Мартин затормозил. Мы натянули куртки и выскочили из машины. И я начал снимать с ходу, потому что это обещало самую поразительную из моих киносъемок. Происходившее перед нами походило на чудо, на картину чужой, инопланетной жизни. Ничто не застилало и не затемняло ее - ни облака, ни снег. Солнце висело над горизонтом, отдавая всю силу своего света возвышающейся над ними изумрудно - голубой толще льда. Идеально гладкий срез ее во всю свою многометровую высь казался стеклянным. Ни человека, ни машины не виднелось на всем его протяжении. Только гигантские розовые диски - я насчитал их больше десятка - легко и беззвучно резали лед, как масло. Представьте себе, что вы режете разогретым ножом только что вынутый из холодильника брусок сливочного масла. Нож входит в него сразу, почти без трения, скользя между оплывающими стенками. Точно так же оплывали стометровые стенки льда, когда входил в него розовый нож. Он имел форму неправильного овала или трапеции с закругленными углами, а площадь его превышала сотню квадратных метров, поскольку можно было определить издали «на глазок». Толщина его была совсем крохотной, в несколько сантиметров - не более, то есть знакомое нам «облако», видимо, сплющилось, растянулось, превратившись в огромный режущий инструмент, работающий с изумительной быстротой и точностью. Два таких «ножа» в полукилометре друг от друга резали ледяную стену перпендикулярно к ее основанию. Два других подрезывали ее снизу равномерными, точно совпадающими движениями маятника. Вторая четверка работала рядом, а третью я уже не видел: она скрылась глубоко в толще льда. Вскоре исчезла во льду и вторая, а ближайшая к нам проделала поистине гулливеровений цирковой трюк. Она вдруг подняла в воздух аккуратно вырезанный из ледяной толщи стеклянный брус почти километровой длины, геометрически правильный голубой параллелепипед. Он взлетел не спеша и поплыл вверх легко и небрежно, как детский воздушный шарик. Участвовало в этой операции всего два «облака». Они съежились и потемнели, превратившись в уже знакомые чашечки, только не опрокинутые, а обращенные к небу - два немыслимых пунцовых цветка - великана на невидимых стебельках. При этом они не поддерживали плывущий брус: он поднимался над ними на почтительном расстоянии, ничем с ними не связанный и не скрепленный.

- Как же он держится? - удивился Мартин. - На воздушной волне? Какой же силы должен быть ветер?

- Это не ветер, - сказал, подбирая английские слова, Толька. - Это - поле. Антигравитация... - Он умоляюще взглянул на Зернова.

- Силовое поле, - пояснил тот. - Помните перегрузку, Мартин, когда мы с вами пытались подойти к самолету? Тогда оно усиливало тяготение, сейчас оно его нейтрализует. А с поверхности ледяного плато взмыл вверх еще один такой же километровый брус, выброшенный в пространство титаном - невидимкой. Подымался он быстрее своего предшественника и вскоре нагнал его на высоте обычных полярных рейсов. Было отлично видно, как сблизились в воздухе эти ледяные гиганты - кирпичи, притерлись боками и слились в один широкий брус, неподвижно застывший в воздухе. А снизу уже поднимались третий, чтобы лечь сверху, и четвертый, чтобы уравновесить плиту. Она утолщалась с каждым новым бруском: «облакам» требовалось три - четыре минуты, чтобы вырезать его из толщи материкового льда и поднять в воздух. И с каждой новой посылкой ледяная стена все дальше и дальше отступала к горизонту, а вместе с ней отступали и розовые «облака», словно растворяясь и пропадая в снежной дали. А высоко в небе по - прежнему висели две красных розы и над ними огромный хрустальный куб, насквозь просвеченный солнцем. Мы стояли молча, завороженные этой картиной, почти музыкальной по своей тональности. Своеобразная грация и пластичность розовых дисков - ножей, согласованность и ритм их движении, взлет голубых ледяных брусков, образовавших в небе гигантский сияющий куб, - все это звучало в ушах, как музыка, неслышная, беззвучная музыка иных, неведомых сфер. Мы даже не заметили - только мой киноглаз успел запечатлеть это, - как алмазный солнечный куб стал уменьшаться в объеме, подымаясь все выше и выше, и в конце концов совсем исчез за перистой облачной сеткой. Исчезли и два управляющих им «цветка».

- Миллиард кубометров льда, - простонал Толька. Я посмотрел на Зернова. Взгляды наши встретились.

- Вот вам и ответ на главный вопрос, Анохин, - сказал он. - Откуда взялась ледяная стена и почему у нас под ногами так мало снега. Они снимают ледяной щит Антарктиды.

Последний двойник

Официально отчет нашей экспедиции строился так: доклад Зернова о феномене розовых облаков, мой рассказ о двойниках и просмотр снятого мною фильма. Но, уже начиная совещание, Зернов поломал задуманную программу. Никаких материалов для научного доклада, кроме личных впечатлений и привезенного экспедицией фильма, пояснил он, у него нет, а те астрономические наблюдения, с которыми он познакомился в Мирном, не дают оснований для каких - либо определенных выводов. Появление огромных ледяных скоплений в атмосфере на различных высотах, оказывается, было зарегистрировано и нашей и зарубежными обсерваториями в Антарктике. Но ни визуальные наблюдения, ни специальные фотоснимки не позволяют установить ни количества этих квазинебесных тел, ни направления их полета. Речь, следовательно, может идти о впечатлениях и гаданиях, которые иногда называют гипотезами. Но поскольку экспедиция уже более трех суток как вернулась, а людям свойственны болтливость и любопытство, то все виденное ее участниками сейчас уже известно далеко за пределами Мирного. Гаданиями же, разумеется, лучше заниматься после просмотра фильма, поскольку материала для таких гаданий будет более чем достаточно. Кого имел в виду Зернов, говоря о болтливости, я не знаю, но мы с Вано и Толькой не поленились взбудоражить умы, а слух о моем фильме даже пересек материк. На просмотр прибыли француз, и два австралийца, и целая группа американцев во главе с отставным адмиралом Томпсоном, давно уже сменившим адмиральские галуны и нашивки на меховой жилет и свитер зимовщика. О фильме они уже слышали, его ждали и потихоньку высказывали различные предположения. Наш второй киномеханик Женя Лазебнинов, просмотрев проявленную пленку, завыл от зависти:

- Ну, все! Ты теперь знаменитость. Считай, Ломоносовская премия у тебя в кармане. Зернов не сделал никаких замечаний, только спросил, выходя из лаборатории:

- А вам не страшно, Анохин?

- Почему? - удивился я.

- Возможно, вы даже не представляете себе, какие открытия несете миру. Лихорадочное оживление я почувствовал уже во время просмотра в кают - компании. Пришли все, кто только мог прийти, сидели и стояли всюду, где только можно было сесть или стоять. Тишина повисла, как в пустой церкви, лишь иногда взрываясь гулом изумления и чуть ли не испуга, когда не выдерживали даже но всему привычные и закаленные полярные старожилы. Скептицизм и недоверие, с которыми кое - кто встретил наши рассказы, сразу исчезли после первых же кадров, запечатлевших две спаренные «Харьковчанки» с одинаково раздавленным передним стеклом и розовое «облако», плывущее над ними в блекло - голубом небе. Кадры получились отличными, точно передающими цвет: «облако» на экране алело, лиловело, меняло форму, опрокидывалось цветком, пенилось и пожирало огромную машину со всем ее содержимым. Заснятый мною двойник сначала никого не удивил и не убедил: его попросту приняли за меня самого, хотя я тут же заметил, что снимать себя самого да еще в движении и с разных съемочных точек не под силу даже гроссмейстеру - документалисту. Но по - настоящему заставили поверить в людей - двойников кадры двойника Мартина - мне удалось поймать его крупным планом, - а затем подходивших к месту аварии подлинного Мартина и Зернова. Зал загудел. А когда малиновый цветок выбросил змеевидное щупальце и второй неподвижный Мартин исчез в его пасти - раструбе, кто - то даже вскрикнул в темноте. Но самый поразительный эффект, самое глубокое впечатление произвела заключительная часть фильма, его ледяная симфония. Едва окончился просмотр, как вместе с шумными аплодисментами раздались голоса, потребовавшие показать фильм вторично. Этот вторичный просмотр проходил уже в полном молчании: ни один возглас не прозвучал в зале, никто не кашлянул, не обмолвился словом с соседом, даже шепота не было слышно. Молчание продолжалось, и когда погас экран, словно люди еще не освободились от сковавшего их напряжения, пока старейший из старожилов, прозванный дуайеном корпуса зимовщиков, профессор Кедрин не выразил общую мысль:

- Вот ты и скажи, Борис, все, что думаешь. Так лучше будет: нам ведь тоже подумать надо.

- Я уже говорил, что у нас нет материальных свидетельств, - сказал Зернов. - Пробу взять Мартин не смог: «облако» не подпустило его к самолету. Не подпустило оно и нас на земле, пригнуло такой тяжестью, будто тело чугуном налили. Значит, «облако» может создавать гравитационное поле. Ледяной куб в воздухе это подтвердил - вы видели. Вероятно, тем же способом был посажен самолет Мартина и наш снегоход извлечен из трещины. К бесспорным заключениям можно присоединить следующее: «облако» легко изменяет форму и цвет - вы это тоже видели. Создает любой температурный режим: так резать стометровую толщу льда можно только при очень высоких температурах. В воздухе оно держится как рыба в воде, не нуждается в поворотах, мгновенно меняет скорость. Мартин уверяет, что замеченное им «облако» уходило от него с гиперзвуковой скоростью. Его «коллеги» отставали, видимо, только для того, чтобы создать гравитационный заслон вокруг самолета. 'Конечный вывод только один: никакого отношения к метеорологии феномен розовых облаков не имеет. Такое «облако» - или живой мыслящий организм, или биосистема с определенной программой. Основная ее задача - снять и перебросить в пространство большие массы материкового льда. Попутно синтезируются, я бы сказал, моделируются - неизвестно, зачем и как, - а затем уничтожаются - тоже неизвестно зачем - любые встречные атомные структуры - люди, машины, вещи. Первый вопрос Зернову задал американец Томпсон:

- Я не уяснил одной мысли из вашего сообщения: враждебны ли эти существа людям?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.