Война и мир

Сергей Третьяков| опубликовано в номере №192, июнь 1931
  • В закладки
  • Вставить в блог

Очерк первый

Таунус, это горы около Франкфурта-на-Майне. Всхолмленные на высоту выше километра места. Вроде Пятигорья на Кавказе, с той только разницей, что в Пятигорьи горы вскинуты со степной площади бывшего морского дна и потому кажутся очень высокими а здесь это все постепенное.

Главное сходство с Пятигорьем в том, что Таунус также богат целебными источниками. В нем лежат немецкие Кисловодски, Железноводски и Пятигорски - Висбаден, Солен, Селец (отсюда «сельтерская» вода) и десятки мелких городишек, промышляющих горным воздухом, прохладой лета, еловой тишиной лесов.

В одном из таких городков, Кенигштейне, мне довелось лечиться.

Я долго искал в этом городе настоящих молодых пролетариев. И не мог их найти. Была прислуга в санаториях, но то были крестьянские дочки, усердно прикапливавшие марку к марке, набирая на приданое для жениха, который был уже где-то намечен в далекой баварской деревне. Вместо собраний, они ходили в дни отпусков на танцульки, в кафе, сопровождаемые своими «шацами» («шац» - по-немецки «сокровище», так назывались их временные ухажеры). Из печатных произведений читали только католический молитвенник. Слова «профсоюз» - не знали, профсоюз им заменял католический церковный приход, слова «партия» - боялись.

Были в городке, казалось бы, рабочие. В синей запыленной прозодежде сидели они вдоль луженой асфальтом улицы, били молотами в щебень и вмазывали в выбоины черный дымящийся асфальт. Но когда колокольня ударяла обеденный час, они стаскивали с себя прозодежду, под которой оказывались заутюженные брюки и крахмальный воротничок с аккуратным галстуком, и шли обедать к себе в предприятие, на котором виднелась соответствующая вывеска.

Перед каникулами в многочисленных пансионах копошились печники и штукатуры, облицовывая плитками ванные комнаты и прикручивая, сияющие хромированным голубым никелем краны, но и они на поверку оказывались ремесленниками с собственным инструментом и кредитом у фирм. Они брали подряды. У них были собственные домишки, купленные в рассрочку, и на аккуратных зеленых жалюзи этих домиков висела надпись «сдаются комнаты».

За прилавками лавок, за машинками портновских заведений, у бензинных колонок танков (мест, где можно починить, почистить и заправить машину) орудовали сыновья, дочери, тетки. - словом, члены семейств этих маленьких владельцев и предпринимателей.

Городок был царством мелкого ремесленника.

Пролетариат был не здесь.

Пролетариат был в нескольких километрах - в той стороне, где у неба вечно неотмываемый коричневатый край.

То был город Хехст, предместье Франкфурта, выросший вокруг колоссальных химических заводов треста «И Г Фарбен».

Во время войны этот город-завод был одной из главных газовых баз Германии, и так как отсюда до французской границы самолету долететь ничего не стоит, его всю войну держали под облаком искусственного тумана, создавая его из пара, дыма и газовых отбросов, шедших по трубам завода.

Сейчас облака нет. Сейчас есть неистребимый запах иодоформа и тусклый налет на всех металлах, которыми пользуются в этом городе.

Собственно неправильно говорить - город возник около фабрик. Они неотделимы. Это один сплошной механизм. Вернее - одна фабрика. И так же как у фабрики есть склады сырья, топлива полуфабрикатов, так и жилья рабочих - это только склады живых мышц и нервов, нагретых до 37 градусов Цельсия и размещенные в зависимости от нужд производства дальше или ближе к цехам и конвейерам. Где между двумя конвейерами или несколькими цехами, оставался неиспользованный кусок земли, туда, в порядке последней очереди, растыкивали людей.

Инженеры и директоры не живут в Хехсте. Они сюда приезжают из Франкфурта. Здесь обитают люди двух категорий: мастера и обычные рабочие. Мастера живут в особнячках. Каждый особнячок на одну-две квартирки. Кругом садик. Целыми улицами тянутся эти особнячки. Каждый мастер держится, так сказать, в индивидуальной упаковке.

Дома для рабочих - обычные многоэтажные, многоквартирного типа. Никаких мезонинов, никаких палисадников. Хватит обычных городских насаждений. Из нижних этажей бьет витринное пламя. Тут и частные лавчонки, все эти колбасные, сигарные, сырные, одежные, мелочные, или же крупные «консумы» - кооперативы. «Консум» по-существу представляет собою тоже один из цехов завода. Цех по обработке выплаченного жалованья.

Как при флотации металлической породы к масляной пене липнут крохи металла, так и здесь к пене товаров прилипают рабочие деньги, чтобы в значительной части своей вернуться в кассу завода. Ибо владельцы завода являются и главными пайщиками кооператива.

Это не только в Хехсте. Так же строил свои города-заводы Крупп. То же в Эссене, Дюссельдорфе, Дюисбурге.

Автомобиль несет улицей. Однотипные здания выставились наружу. Глубокие проходы выносят рабочих из недр этих зданий на улицу. Идут минуты автомобильной езды. Кончается квартал, перерезаемый поперечной улицей.

Завод кончился?

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены