В железных ночах Ленинграда

Олег Скуратов| опубликовано в номере №922, октябрь 1965
  • В закладки
  • Вставить в блог

Я успел заметить, что наконец-то он нашел замену слову «разбойнички». К чему бы это? Между тем он продолжал:

- Было у вас как-то намерение помочь мне. Я отказался, похвастал, что все сам делаю...

- Значит, мы кстати встретились, - сказал Владик. - А что именно вам нужно?

- Надо мне две картины отвезти на выставку; я бы и сам отвез, да они тяжелые, в рамах.

Я чуть не споткнулся о ноги Матвеева, свисавшие с санок. Старик часом не рехнулся? Само слово «выставка», мирное и далекое, так странно прозвучало сейчас...

- На выставку? - изумленно произнес Владик.

- Да, на выставку! - сказал Редькин, глядя на нас запавшими, но торжествующими глазами. - Это недалеко, управимся в полчаса.

Как будто все дело в том, что «это недалеко», а не в том, что у нас на санках погибший от голода Матвеев.

- А вы не шутите? - осторожно спросил я. - Неужели сейчас... устраивают выставку?

- Вы отстаете от жизни, - произнес Редькин. - Первая выставка наших художников была в январе. У меня там стояла одна картина. Помните, какой мороз был в январе? Заворачивало под тридцать, а в зале снег на валенках не таял. Картин принесли немало, и каждый свою сам должен был повесить, - нет теперь для этого монтажников. Видел я, как с молотком в руках люди плакали. Стулья в зале какие-то стояли, их составили и отлеживались те, кто стоять не мог. А картины все несли и несли. Почти полтораста холстов! Так вот и открыли экспозицию...

Он замолчал: наверное, трудно было говорить на холоде, - но мы чувствовали, что ему хочется сказать что-то еще, и стояли выжидающе, глядя на заиндевевшего старика.

- Да, трудновато было писать картины!... Ни дров, ни света, в бомбежку известка с потолка на краски сыпалась... Мой друг Миша Герец всю ночь нес с Васильевского две работы, упал, не дойдя квартала до выставки... Прохожие донесли. Холсты в тяжелых позолоченных рамах... И он был счастлив, что не опоздал к открытию. Когда Серов спросил его, как он решился нести такие тяжелые рамы, Миша ответил: «Я хотел, чтобы картины хорошо выглядели». В день открытия Миша Герец умер в помещении выставки, прямо на тех стульях...

Было видно, что Редькину тяжело говорить; едва слышно произносил он слова, но как будто боялся что-то забыть, что-то самое важное не сказать нам.

- Запоминайте, разбойнички, - продолжал он, - когда-нибудь спросят вас: как там, в Ленинграде, мол, было?.. А вы и ответите, что на одном, дескать, самолюбии стоял город... Скажете так, и грош цена тому, что вы здесь были, раз самого главного не запомнили и не поняли: народ наш ленинградский особенный! Что там выставки! Вы знаете, вчера в оперетте при коптилках «Роз-Мари» давали! А зал был полон, как до войны, в премьеру.

Он посмотрел на нас полным скрытого торжества взглядом и, как бы подводя итог своему удивительному рассказу, поднял вверх лыжную палку и озорно произнес:

- А все-таки она вертится!

15 марта

Неужели это было не сто лет назад?

... Мы стояли с Ниной у Ростральных колонн и смотрели на плывущий по Неве ладожский лед. Потом мы шли по набережной вслед за талыми льдинками, а они обгоняли нас, ныряя и снова всплывая, радостно отряхиваясь от набегавшей воды.

Просто не верится, что может быть теплый, солнечный день, раскрытые настежь окна и голоса во дворе!

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены