Тульские стволы

Леонид Плешаков| опубликовано в номере №1220, март 1978
  • В закладки
  • Вставить в блог

Но безопасность и добротность, гарантированные работой многих, казалось, все дальше уводят от искусства отдельной личности, от таланта мастера-уникума, индивидуальность которого в общем-то должна раствориться в труде его товарищей, связанных с ним одной производственной цепочкой.

Валентин Иванович согласен не полностью. Сейчас, говорит, мастерство Левши разбито по профессиям. Пусть он не делает все от первого винтика до последнего, но на своей операции он может быть мастером-виртуозом, и его индивидуальность скажется на всем изделии. Оригинальное решение – что это? Работа рук или мысли? А опыт? И он рассказывает историю одного изобретения.

Охотничье и спортивное оружие сейчас уже настолько отработано, что внести какое-то оригинальное решение практически невозможно. И все-таки. В 1954 году мастер спорта П. Шептарский создал самозарядный малокалиберный пистолет для скоростной стрельбы по силуэтам. Принципиально новым в конструкции было то, что ствол пистолета был расположен на уровне среднего пальца вытянутой руки. Это практически исключало «опрокидывающий момент» во время выстрела. Со своим образцом Шептарский обратился на завод, и тут группа конструкторов и слесарей-умельцев разработала замечательный пистолет «МЦ-3 Рекорд». Конструкция пистолета и его регулировка были отработаны настолько остроумно и с таким знанием дела, что исключалась возможность промаха. Конструктор-оружейник, Герой Социалистического Труда Иван Михайлович Лихачев, или, как его любовно зовут на заводе, дядя Ваня, назвал «Рекорд» не оружием, а прибором для точной стрельбы. И правда, на международных соревнованиях в Будапеште в 1956 году, в канун Мельбурнской олимпиады, советский стрелок В. Насонов выбил 592 очка из 600 возможных, вогнав почти все пули в «десятку», а соперников – в панику. Международная стрелковая ассоциация вынуждена была на специальном заседании запретить дальнейшее использование «Рекорда» на соревнованиях, так как спортсмены других стран оказались в неравных условиях. В правила был даже внесен пункт, который запрещал использование оружия, ствол которого расположен ниже указательного пальца.

Я видел в музее «МЦ-3». Необычная, странная форма пистолета вызывает удивление. Но еще больше удивляло другое: простота мысли, которая привела к оригинальному, лежащему на виду решению. Старая истина «все гениальное просто» тут, среди тульских оружейников, еще раз нашла новое подтверждение.

...Об Иване Васильевиче Щербино я слышал еще в Москве. И когда увидел его за работой, честно говоря, не сразу как-то и поверил, тот ли это самый Щербино. Стереотип представлений о мастере рисовал этакого пожилого мудреца, у которого все особое: и осанка, и взгляд, и движения рук. А тут в тесноватой комнате – верстачок к верстачку – он ничем особенным не выделялся среди своих товарищей: ни возрастом, ни поведением, ни рабочим местом. Может быть, это объяснялось еще и тем, что и остальные тут были спецами высшей квалификации. Острой стамеской он резал бороздку на ларце орехового дерева. Бороздка как-то легко и споро бежала по намеченному ранее рисунку, а потому и вся работа казалась простой и легкой. Я спросил Щербино, что будет дальше.

– Инкрустация серебром, – сказал он.

И, как бы предупреждая мой следующий вопрос, прокатал кусок серебряной проволоки в крошечных -ручных вальцах и, когда она из круглой сделалась плоской, стал аккуратно вгонять эту проволоку молоточком в бороздки. И побежали по ореховой крышке серебряные стебельки, лепесточки, завитки. Мастер молчал, за него говорили и объясняли его руки, неторопливые, но какие-то удивительно точные и сноровистые.

А знаете, что больше всего поразило меня? Как говорили о Щербино его товарищи.

Евгению Глинскому 30 лет. Ивану Васильевичу – 42, но кажется гораздо моложе. Так что выглядят они почти сверстниками. Да и давно работают бок о бок. Но Глинский даже в разговоре со мной говорил «Иван Васильевич» с каким-то особым почтением. И дело, по-моему, не только и не столько в том, что ученик говорил об учителе.

Анатолий Петрович Хруслов – начальник лаборатории, где работают фа-веры-художники, и на своем веку мастеров этого тонкого дела, надо полагать, повидал. Так вот и он говорит «Иван Васильевич» с большим уважением. Из каких-то потаенных мест он приносит большую плоскую деревянную шкатулку с инкрустацией. Осторожно открывает, говорит:

– Посмотрите... Внешторговцы предлагали заводу большие деньги, хотели продать на экспорт... Но мы устояли. Жалко такую вещь...

На зеленом сукне лежало охотничье ружье. Но, странное дело, видишь не ложе, сменные стволы, набор ножей. Видишь работу. Тончайшую гравировку, насечку, инкрустацию, затейливый орнамент, обрамляющий картинки.

– Это Иван Васильевич сделал, – говорит Хруслов и осторожно, будто боится прикосновением рук повредить сталь, собирает ружье.

А сам Иван Васильевич в это время все тюкал в углу молоточком по резцу, и по ореху бежала тонкая бороздка...

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены