Там, где горел очаг

  • В закладки
  • Вставить в блог

Он решил проехать еще до сада Балыкты и вернуться, если коровы там не окажется.

Время перевалило за полдень. Стало и вовсе душно. Мука устал. Неожиданно за ивняком у реки будто что-то мелькнуло. Мука подстегнул лошадь кнутом. Теленок! Откинув назад голову, он с любопытством и страхом уставился на путника и повернул назад, покачиваясь на слабых еще ножках. Неподалеку беспечно паслась сама Аймуйиз. «Ишь, и не торопится, а? – подумал в сердцах Мука. – Как будто в гостях здесь у родственников. Ну, я сейчас с тобой поговорю!»

Пока он не подъехал вплотную, Аймуйиз щипала траву, не обращая на него никакого внимания. Только когда старик с возгласом: «У, чтоб тебя оспа съела!» – замахнулся на нее камчой, она оторвала от земли голову и глянула на Муку. Тот полосанул ее раза два-три по боку. Корова с ревом понеслась вперед. Мука и тут не оставил ее в покое, огрел камчой еще раз.

Теленок беспомощно ковылял за ними. Мука оглянулся на него, лишь когда умерил свой гнев. Тот отстал порядочно. Пытался вроде бы и бежать, да не по силам ему это было. Старик внимательно оглядел его. Какой, интересно, день ему? Второй, третий? С такой скоростью, с какой передвигается сейчас теленок, они до аула не то что за день, за три не доберутся. Он стал подгонять теленка, хотя и знал заранее, что это не выход из положения. А что, если взвалить теленка на лошадь впереди себя? Тогда и Аймуйиз волей-неволей последует за ними.

Мука сошел с коня, чтобы поймать теленка. Но животное, никогда еще не видевшее человека, припустило в сторону. Старик, спотыкаясь о полы чапана, бежал за теленком, пока тот не упал, споткнувшись о большой камень. Гнев разом сошел с Муки, он пожалел малыша. Аймуйиз, ушедшая далеко вперед, вернулась и стала облизывать дрожащее тельце детеныша, предпринимавшего отчаянные попытки подняться. Встав, наконец, на ноги, он спрятался под брюхо матери, продолжавшей облизывать его. «Ишь, любвеобильные какие! – подумал старик, выхватывая теленка из-под коровы, но, когда подошел к лошади, та вдруг начала брыкаться, не подпуская к себе телка. «Что же теперь делать?!» Лицо старика и вовсе почернело. Оставалось одно – гнать животных впереди себя.

Продвигались они крайне медленно. Замучил зной, в висках стучало от жара. Кроме айрана, который Мука выпил утром, он и не попробовал ничего. В сумке, помнится, была еще бутылка. Глянул на луку седла – сумки нет. «О бог ты мой!» В отчаянии старик глядел то на седло, то на дорогу позади. Поискал кушак с урюком на поясе. Тот оказался на месте. Пропажа сумки огорчила старика. Остановив лошадь, он постоял некоторое время на дороге: наверное, там, в ивняке, оставил, когда корову увидел, но возвращаться не было смысла. А ехать вперед в таком состоянии тоже небезопасно – может и вовсе не добраться до аула, вон как мельтешит в глазах! Старик сник. Заключив, наконец, что целесообразнее все же продвигаться вперед, чего бы это ему ни стоило, погнал коня следом за удалявшимися от него животными.

Теленок стал отставать. Ноги заплетались одна о другую. Мука концом кнутовища подталкивал его, но это не помогало. В конце концов теленок «остановился совсем и повалился, как подкошенный, на обочину дороги.

Извелся Мука. Слез с коня, долго глядел на тяжело, с присвистом дышавшего телка. Аймуйиз суетливо кружилась рядом. Издавая стонущие надрывные звуки, она облизывала его. Наконец, теленок, дрожа всем телом, встал. Пососав мать, набрался сил. Сняв волосяной аркан с лошади, Мука пошел к нему, задумав вести его в поводу. Хоть и устал телок, но, когда жесткие пальцы Муки коснулись его шеи, забрыкался отчаянно. Раз даже вырвался из рук, и старику стоило больших трудов снова поймать его. Грубый волосяной аркан сдавил шею малышу, и он покорно последовал за матерью.

Старик задыхался от жажды, а поблизости и родника не видно. В горле пересохло, пот залил глаза. Теленок опять выбился из сил. Но старик теперь не жалел его. Волок следом за собой на аркане. Жажда и голод сделали его жестоким. Он не думал о том, что теленок может погибнуть. Он не хотел об этом думать. И потому нежное тельце новорожденного младенца продолжало тащиться чуть ли не волоком по старой, заросшей полынью тропе. Но если старику эта картина была безразлична, то не могла быть к ней безразлична Аймуйиз. Рев, которым она оглушила старика, заставил его остановиться. Приставив ладонь козырьком ко лбу, Мука огляделся по сторонам. Из-за марева не смог разглядеть ничего. Но ведь то были места, где он вырос, он мог хотя бы предположить, где находится. Во-он за тем гребнем, в стороне, в позапрошлом году была молочная ферма. Конечно, людей там, возможно, и не окажется. Все, наверное, переехали. Но там есть родник. В том состоянии, в каком пребывал сейчас Мука, один глоток ледяной воды представлялся великим счастьем.

Подгоняя вперед чуть ожившего телка, старик направился к гребню. Когда они поднялись на него, показалась ферма, вернее, то, что осталось от нее, – длинные коровники, цементные астау-поилки. Семь или восемь домов. С некоторых сорваны крыши, окна без стекол зияют неприютно. «Уехали все. Бросили и уехали», – обессиленно заключил старик. Но нежданно-негаданно из тени старого астау вывернулась вдруг навстречу собака. Одно название что собака. Волчище! От быстроты, с которой несся пес, и от лая, который он издавал, Муке стало жутко. И в это время распахнулась дверь крайнего дома, и из него показалась старушка в белом жаулыке1. Громким возгласом она отозвала назад собаку. «Господи, дом есть. Спасибо тебе, о боже, за милость твою!» – проговорил старик, радуясь, как ребенок. Он и про корову с теленком позабыл, поскакал прямиком к дому. Подъехав ближе, подумал: «Мерещится мне, что ли? – протер ладонью глаза. – Она... Бог ты мой, да это Шынаркуль! Так, значит, она здесь... до сих пор...» Изумленный и обрадованный, спешивался Мука у дома.

_________

1 Жаулык – национальный женский головной убор.

Шынаркулъ долго всматривалась в него. Не признавала, наверное. Все то время, пока Мука привязывал коня, она молчала, и лишь когда тот направился к дому, что-то дрогнуло у нее в лице, а потом, путаясь в собственном подоле, побежала ему навстречу. В глубоко запавших старческих глазах залучилась радость.

– Мука, ты ли это?! Бог ты мой, сон это или явь?! – Шынаркуль схватила его за руку.

– Здравствуй, Шынаркуль! Как ты тут? – устало проговорил Мука.

– Приехал-таки наконец! – продолжала старушка. – Вспомнил, значит, вспомнил все же... А я думала, все про меня позабыли... Тысячу раз спасибо! Ты разыскал меня!

Они прошли в дом. Мука расположился на торе1. Шынаркуль присела почти вплотную к нему, точно боялась, что потеряет его, если сядет дальше.

Лет шесть назад Мука слышал, что единственный сын Шынаркуль погиб – перевернулся трактор.

– Пусть земля ему будет пухом, твоему Кайыпбеку! Разделяю с тобой твое горе.

Шынаркуль ответила ему долгим взглядом. Глаза ее были влажны.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены