— Меня здесь ждут?

— Неужели нет? Еще вчера мужиков согнали. Мол, жди, кто прилетит, и сейчас донеси. Второй день маемся.

— Так где ж они?

— Эвон, — баба неопределенно повела рукавом, — верстах в трех. Там и исправник. На чаек бы с вас, господин.

Галопом прискакал конный солдат:

— Здравия желаю, ваше благородие! Велено вам во-он куда лететь. Пять верст, не более.

— У меня ведь авария, нет ли там слесаря?

— Надо думать, что есть. Тут пять верст — всего ничего,

— Да привезите же слесаря — разве нет у вас автомобиля?

— Как можно, ваше благородие, немыслимо без автомобиля. Их у нас целых три Только вам велено перелететь,

Город Глупов, город Глупов...

Смешно и горько описывать все несчастья нашего героя, совершенно доподлинные, ибо сочинить можно было бы и смешней, но отнюдь не горше. Он словно бросался с копьем наперевес на ветряные мельницы, намереваясь их победить, но скрипучие крылья, поймав, швыряли его вверх и вниз, как в воздушные ямы над Валдаем.

Однако в конце концов судьба смилостивилась. Угомонились течения, слились в один тугой поток, который повлек аппарат, ускоряя его бег, туда, где синело, все больше густея, спокойное предвечернее небо, где была Москва. Александра Алексеевича охватило блаженное чувство полного слияния с небесной стихией, с природой. Как знать, испытывают ли это чувство птицы, но его наверняка ощущали первые воздухоплаватели на шатких, бессильных сооружениях, влекомые более силой духа, чем силой мотора.

Подлетая когда-то к Тифлису, видя под собой грозные зубцы гор, он запел из Рубинштейна: «Тебя я, вольный сын эфира, возьму в надзвездные края, и будешь ты царицей ми-ира, подруга вечная моя». Хорошо, что никто не слышал его рулад, потому что был он совсем не Шаляпин, даже не Фигнер. Но он пел, думая о девушке в белом платье с черной косой вдоль спины, и пел сейчас, к ней же обращаясь, представляя себе, как она ждет уже на трибуне Ходынского поля, приложив козырьком единственные на свете ладони к единственным на свете глазам.

Он услышал свой голос, потому что голос мотора смолк. Аппарат упал правее шоссе и, дребезжа, разваливаясь, кажется, на части, заскользил к придорожной канаве. Васильев выбросился на землю, вцепился в фюзеляж, его тащило, било, он не разжимал пальцев. Бежала, кричала толпа.

— Живы? Что с вами?

И только одно с торжеством он воскликнул:

— Пропеллер-то цел!

Это случилось в четырех верстах от станции Подсолнечная. На счастье, среди дачников оказалось множество любителей техники, и через час машину привели в порядок, достаточный, по крайней мере, чтобы перелететь небольшое оставшееся расстояние. Но невезение продолжалось: прибывшие из Москвы представители организационного комитета заявили: «Сейчас восемь часов. Официальный хронометраж закрыт. Лететь можно только завтра».

Васильев был вне себя: он плакал слезами ярости, проклинал своих мучителей и рвался из рук цепко державших его доброжелателей.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.