Сын

Анатолий Маркуша| опубликовано в номере №1126, апрель 1974
  • В закладки
  • Вставить в блог

Спецшколу Сергей закончил с отличием. Его без труда зачислили в авиационное училище. Писал он редко, писал по - разному.

«У меня все в порядке. Теорию почти догрыз, начал сдавать экзамены. Ежели все будет нормально, в апреле, как только подсохнут полевые аэродромы, начнем летать.

Видел твой новый фильм «Неукротимый». Что сказать? Пожалуй, слишком уж все неукротимо в этой картине. Неужели ты веришь, что люди могут умирать с радостью? Я лично не верю...»

Кардин читал и думал: «Да - а, совсем взрослым делается Сережка. И, пожалуй, он больше прав, чем неправ в своих рассуждениях». Но от этих мыслей Кардину ни радостней, ни легче не становилось. Ведь «Неукротимый» был еще одним куском его отжитой жизни.

«Все по - старому. Живем в лагерях. Живописно, лирично, пастельно. Только вставать приходится очень рано. Встаем, будим окрестных петухов и отправляемся на полеты. Летать мне нравится. Когда уходишь в небо, каждый раз поднимаешься над собой, а это кое - чего стоит! И, кажется, это дело у меня получается ничего, даже вполне ничего. Вот только с инструктором не повезло: очень молодой, весьма глупый и с ужасными претензиями. Ему кажется, будто он по меньшей мере Чкалов. Представляешь? А на самом деле все его претензии - результат искаженного зрительного восприятия собственной персоны, и ничего больше...»

А в другой раз Сережа писал:

«Ты мне все рассказываешь о бабушке. Это прекрасно, но неужели ты считаешь, что доверять мне информацию о прочем женском окружении, которое тебе безусловно более необходимо, мне еще рано?

Зря ты меня третируешь.

А ежели кроме шуток, то хочу задать вопрос: почему бы тебе не жениться? Жизнь - то проходит. Когда - то ты на меня за Еву осерчал, а нюх мой оказался верным! Послушай, хоть теперь женись. Я бы на твоем месте не раздумывал и обязательно б женился, тем более что из 100 названных наугад кандидаток 90 наверняка тебе не откажут...»

«Этого еще не хватало, - думал Кардин, - теперь он будет заниматься моими матримониальными делами! Нахал, мальчишка...» Злился, потом спохватывался. Сам набивался на откровенность. Сам тосковал по душевному общению. Вот получай все сполна: и откровенность, и общение, и душевное участие.

Но больше всего Кардина обижало отсутствие обращения в письмах. «Ну, назови меня, хоть как - нибудь назови, - думал Кардин, - не хочешь папой - отцом, не хочешь отцом - по имени или, как там у вас в авиации принято, батей...»

«Вот ты и нарушал меня, а за что, спрашивается? Инструктор мой действительно глуп и в силу своего природного недостатка не может понять того, что всякий другой, даже очень средний человек понимает без труда. Чем же я виноват? Ничем. Ну, посадил он меня на гауптвахту. И что? За трое суток я все равно не изменился. Впрочем, он тоже...

В чем существо нашего конфликта? Мы решаем разные задачи: он старается казаться, а я стараюсь быть. Понимаешь, казаться трудно (впрочем, это тебе известно лучше и во всяком случае более профессионально, чем мне), но быть все - таки труднее. Вот в чем корень, а вовсе не в словах, не в форме изложения мыслей...»

Кардин прочитал и закусил губу. «Черт знает что. Это даже не намек, а откровенная издевка. И инструктор здесь вовсе ни при чем». Кардин готов был обидеться всерьез и не писать. Но прошло совсем немного времени, и его одолело беспокойство: молчит Сережка, не случилось ли чего? И он писал, справлялся об успехах, о здоровье...

Странно получалось: у него был сын, и у него не было сына.

Авиационное училище Сергей окончил в начале лета. Приехал весь новый - в офицерской фуражке, сверкающей золотыми накладками, в обуженной пижонской тужурке, в скрипящих башмаках на резинках; сам - румяный, раздавшийся в плечах, с высоко поднятой головой. Он еще раз изменился, и, как показалось Кардину, изменился к лучшему - сделался спокойнее и мягче.

Сережа носился по городу. Встречался с друзьями. Бывал, вероятно, в каких - то увеселительных точках столицы, и все разговоры с отцом получались скользящими, мимолетными.

- К Вахтангову хочешь? - спрашивал Кардин.

- По - твоему, стоит? Я как - то опасаюсь театра. Слишком уж много ограничений в его природе. И традиции душат...

- Ого! Ты что ж, отрицаешь театр?

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Верить в будущее

С генеральным секретарем Всемирного Совета Мира Ромешом Чандрой беседует специальный корреспондент «Смены» Виталий Засеяв

Восхождение

Рассказ делегата съезда с комментариями нашего корреспондента Бориса Данюшевского