Щекой городской девушки...

3

Стояла сухая осень. Теплый ветер едва шевелился в картофельной ботве, среди обглоданных тыквенных корок, в пахнущей вином яблонной листве.

Нам повезло: мы поехали на уборку винограда. На картофельном поле, конечно, тоже есть чем полакомиться. Для иного печеная картошка слаще винограда. И все-таки студенты больше прельщаются виноградом. Мы тряслись на колхозных грузовиках, пели. Филя, высокий парень с волосами до плеч, пел блеющим голосом, и все смеялись. Добрый он парень и веселый. Филя мог поцеловать практически любую девушку. Для этого он просил три с половиной минуты. Даже с незнакомыми встречными девушками Филя делал нечто такое необъяснимое, отчего они, для порядка отстраняясь, все же давали чмокнуть себя в щеку.

Я оторвал взгляд от Фили и осмотрелся. Бельцкая степь еще, кажется, не привлекает туристов. Здесь вроде бы нет ничего такого, что можно было бы запечатлеть на открытке. Степь. Слегка всхолмленная, желтовато-серая, ароматная, в грузных садах и аккуратных виноградниках. Но я так любил ее!

На следующее утро начинался сбор винограда. Я решил работать в паре с Филей: мы были приятелями. Он носил мои пиджаки, галстуки и туфли, ел мой рафинад и брал в вечный долг мои деньги.

С ним мы лежали на прогретой земле, на скользком виноградном листе, щурились в холодеющее небо и растворялись в покое и блаженстве. Земля словно вытянула из нас все дурное, лишнее, всю усталость и раздражительность; она расковала мышцы, дала телу легкость. Говорят, она берет из горожан лишнее электричество.

Отдышавшись, нанежившись, насытясь виноградом, мы принялись за дело. Сначала мы считали, по скольку корзин приходится на брата, но вскоре сбились со счета: норма была выполнена, зачем считать? В обед студенческая бригада живо расселась за семимильные столы, хлебала суп, ела мясо, толченые бобы, брынзу, яблоки.

После обеда – ленивое время. Ладони и губы стали липкими от густого сока. Давно уже не хочется винограду, но откручиваешь цепкие гроздья и машинально суешь в рот какой-нибудь «гибрид-иваныч».

Хозяин, у которого мы с Филей остановились на постой, по своей инициативе каждое утро выставлял нам трехлитровый графин недобродившего белого вина, а по вечерам подносил по стаканчику мутной, пахнущей керосином цуйки. От нее болела голова. Еще была в селе бабка, нелегально торговавшая самодельным вином, и мы шли на дальнейшие процедуры к ней. Сидела компания вокруг кадки, черпала поочередно черную, с бордовыми высверками сумасшедшую муть, пока хватало духу. Держались мы неплохо и даже шли в клуб. Там сельские парни и девчата перенимали наши «городские» телодвижения. Потом пел наш любимец – низенький, черный, как шашла, красавец Маноле. Чисто и холодно светила луна. Он пел красиво, легко, печально.

Оттого, что так тоскливо и сладко сияла луна, оттого, что так красив был Маноле, так наслаждался он своей песней, я готов был плакать, как плачут от счастья.

Где-то лаяли собаки...

Утром хозяин сказал, что я ночью стонал и произносил какое-то девичье имя.

4

Ира была нестерпимо грустная. Она на что-то еще надеялась, чего-то боялась и смотрела мне в глаза. Я пошел с ней в поле. Мы сели на кукурузный сноп и долго молчали. Потом она заговорила. Какие я слышал слова!

– Люблю... – тихо плакала она. А может, не было слов?

– Люблю! – страдали огромные серые глаза.

Я называл ее своей Беатриче, я мог застрелиться... тогда. Это правда.

Впервые я поцеловал девушку в свои шестнадцать лет. Вот ее губы. Я любил ее чисто и преданно, как любит ребенок.

Но ведь потом все оборвалось. Однажды я, мучаясь, сказал ей, что не люблю.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 28
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.