Сороковой день

Все последние дни в доме только и разговоров было, что об этом председательстве. За выпивки сняли председателя колхоза, и правление обратилось к Николаю Ивановичу с просьбой принимать дела. Работал он механиком, чинил старые косилки и жатки и даже собрал маленький колесный трактор, пролежавший в колхозном сарае чуть ли не с революции. Но главным аргументом, склонившим правленцев в пользу Николая Ивановича, была его трезвость. Водки он не пил вовсе. Дарья Филипповна упрашивала мужа не соглашаться, не брать на себя непосильную обузу, а Алексей с Сашей страстно желали, чтобы он стал председателем. Им казалось, что с этого момента начнется у них райская жизнь – походы в ночное, купание колхозных лошадей на реке, поездки с Николаем Ивановичем на бричке на дальние покосы...

– Ты, Николай, на уговоры не поддавайся, – сказала Ольга Ростиславовна, и стекла ее золотого пенсне строго блеснули. – Не для тебя это дело – председательское. Ты как был кустарем-одиночкой, так и остался. Я тебя не первый год знаю. Все от людей в сторонке...

Короткий разговор этот врезался в память Антонова навечно. Каждый раз, вспоминая о нем, Алексей Николаевич ощущал, как горели его уши от обиды за дядю, сильного, на всякое дело умелого и очень доброго, несмотря на внешнюю хмурость, человека. Алексей сидел как на раскаленных углях, негодуя, что дядя Коля спокойно слушает эту чудную учительницу в хрупком пенсне, так не идущем к ее широкому мужицкому лицу. Его просто подмывало сказать учительнице что-нибудь обидное... А тетка поддакивала ей, явно обрадованная:

– Вот-вот, Ольга Ростиславна! И я ему, козлу, про то же толкую... – Но дядя Коля посмотрел на нее сурово, исподлобья, и она смолкла.

– У тебя, Коля, вся мудрость – в руках. Ты ими чудеса делаешь, а разговоры говорить не мастак. Ты ведь Прошу Ветрова отговорить от выпивки не сможешь? Не сможешь. И пристращать не сможешь! Лучше сам за него косить поедешь. А таких, как Ветров, у нас – через дом. Занимайся ты в своей мастерской железками. Может, еще такое изобретешь, что все ахнут. И не суйся в председатели, судьбу свою не ломай!

Алексей думал, что дядя Коля рассердится, цыкнет на учительницу, или уж по крайней мере «одарит» ее суровым взглядом. А дядя посмотрел на Ольгу Ростиславовну виновато, и губы его тронула еле заметная застенчивая улыбка:

– Так ведь они прямо с ножом к горлу...

– А ты характер прояви, – строго сказала Ольга Ростиславовна. – Уцепились

они за тебя, а про главное позабыли. Кто технику в колхозе чинить будет? Нет у них такого мастера. И в Рождественне нет. Ты же чинить и будешь!

– Из Гатчины третьего дня приезжали, – уже открыто улыбнулся Николай Иванович. – Новую жатку получили, а не идет. Просят взглянуть. Поеду завтра... – он помолчал немного и обернулся к сыну: – Ну, как, Санька? Не пойдем в председатели?

Саша пожал плечами, ну совсем, как отец, – и сказал, глядя в сторону.

– Не пойдем, пап... Алексей потом долго зудил ему за отступничество, а

брат твердил как попугай:

– Да раз Ольга Ростиславна сказала, так что уж!

Много времени прошло, прежде чем Антонов научился спокойно, вот так, как сделал это Николай Иванович, выслушивать правду о себе, но заставить себя в душе согласиться с этой правдой, принять ее удавалось ему не всегда. В таких случаях он вспоминал Ольгу Ростиславовну, вспоминал этот разговор, услышанный в далеком детстве. Вспоминал свои стычки и ссоры с учительницей. Повзрослев, Антонов стал относиться к Ольге Ростиславовне чуть-чуть снисходительно, иногда даже подшучивал над ней, объясняя ее прямолинейность и максимализм причудами старой девы. И только после сорока понял наконец ее доброту и большой человеческий талант. И жалел, что такие люди редко оказывались рядом с ним в трудные минуты. И ловил себя на мысли, что ему проще с людьми легкими, с людьми, которым нет дела до его слабостей и недостатков, а, значит, попросту говоря, и до него самого. И старался держаться подальше от таких людей, хотя и не всегда решался с ними ссориться, оправдывая себя тем, что неудобно, дескать, сказать человеку в глаза то, что о нем думаешь. Ведь ты и сам не святой...

Временами у Алексея Николаевича появлялось страстное желание поговорить с Ольгой Ростиславовной, рассказать ей о том, что вот теперь он понял ее и полюбил. И что, как ни трудно ему порой, он старается быть прямым и открытым. Ему хотелось проявить о ней заботу, обласкать ее, чтобы и Ольга Ростиславовна не думала о нем плохо. Одно время Антонов даже решил пригласить ее к себе в гости в Москву, но приходилось много ездить по экспедициям, а потом навалились диссертантские дела.

В один из своих редких приездов в деревню Антонов уже собрался было пойти к Ольге Ростиславовне, но тетка сказала, что ее сейчас нет дома. В Замостье, в соседней деревне, свадьба, так она там.

– Кто-то из бывших учеников пригласил? – поинтересовался Антонов.

– Пригласили аль нет, не знаю, – ответила Дарья Филипповна. – Да она и без приглашения ходит. И на свадьбы и на похороны...

Алексея Николаевича это немножко покоробило. «Опустилась, старая», – подумал он, и у него пропала охота изливать Ольге Ростиславовне душу. Когда Ольга Ростиславовна зашла на следующий день к тетке, Антонов подарил ей коробку конфет, специально для этого случая привезенных из Москвы, перекинулся парой ничего не значащих фраз, но серьезного разговора заводить не стал.