Смерть в пустыне

К Мундшток| опубликовано в номере №611, ноябрь 1952
  • В закладки
  • Вставить в блог

Двор казармы походил к полудню на огромную, пышущую жаром сковороду. Солдата, закопанного по шею в песок, мучила жажда. Мысли въедливо и неотступно буравили мозг... Там, наверху, среди непроходимых лесов между Сиди-Бель-Абессом, Уизертой, Саидой и Магентой, раскинулись вольные селения кабилов, долины с плантациями табака, оливковые рощи, виноградники. Ни один патруль не извлёк бы его оттуда...

Солнце лило на землю кипящий свинец, в висках стучало. Глаза закопанного словно сквозь кровавую завесу различали долины с вечнозелёными кронами фиговых пальм и атлантических кедров. Ему чудились ослы в Дехуре:

вот они ходят по кругу, таща из колодца канат с прикреплёнными к нему кожаными мешками. Уши, почти оглохшие от прилива крови, слышали скрип лебёдки, плеск воды, осипшие от понуканья голоса погонщиков.

Город словно вымер. Единственным признаком жизни был резкий звук: патш! патш! патш! - стоявший в воздухе. Тот, кого пороли, не кричал, и капитан Вейнер сам взял в руки кнут. Но человек не издал ни звука, а запороть его до смерти только за то, что он разговаривал с бедуином, было нельзя...

Потом Артура Гроте вырыли из песка. В канцелярии казармы бывший эсэсовец фельдфебель Шютц спросил его:

- Ну, а теперь ты поедешь с нами в Сайгон?

Гроте еле держался на ногах. Он не мог произнести ни слова, но все были уверены, что он больше не будет настаивать на этом пресловутом договоре, в котором проформы ради было написано: «...вербуюсь на пять лет сторожевой службы в Алжире».

До сих пор легионеры безропотно ехали в Сайгон, и только этот чудаковатый Гроте, ссылаясь на текст договора, отказывался выполнить приказ.

- «Песчаная постель» излечивала не одного мятежника, иди! - рявкнул фельдфебель.

Наступила обычная холодная ночь в пустыне. На перевалочном пункте № 1 немецкие легионеры, которым предстояло погрузиться на корабль, идущий во Вьетнам, дрожали от холода под тонкими одеялами, но спали. Спал даже наказанный кнутом. Только Гроте не мог уснуть. Он вытянулся на нарах, неподвижный, как труп. То ему чудилось, что его голова по-прежнему торчит из песка, то всплывало лицо старого бедуина в лохмотьях. Загорелое лицо старика было изрезано глубокими морщинами, редкие зубы пожелтели от никотина, а по дыханию его можно было безошибочно определить, что он работает на сигарной фабрике.

Из разговора со стариком Гроте узнал, что в горах ещё есть вольные племена.

Бедуин и легионер стояли в пустынной боковой уличке, каждую минуту мог появиться патруль, офицер или младший сержант, и Гроте, так же как и его товарищ, был бы наказан кнутом. Но он не мог оторваться от старика, хотя с трудом понимал его бормотанье. Из несвязной речи бедуина Гроте уловил, что такие же легионеры, как он, поработили кабилов, а теперь хотят лишить свободы народ Вьетнама.

- Вьетнам, малярия, партизан... - бормотал старик. - Умер за Францию... Скверно!...

В казарме заиграли вечернюю зорю, и Гроте должен был уйти, так и не узнав, где находятся горные убежища вольных кабилов.

Может быть, этот старый бедуин был причиной того, что на другой день начальство распорядилось устроить Гроте «песчаную постель»...

Перед отправкой на фронт всем выдали новое обмундирование. Старое тряпьё легионеры сдали в цейхгауз; оно предназначалось для новичков.

- Свяжи верёвкой наши лохмотья, - говорили со смехом легионеры каптенармусу, - не то вши унесут их со склада.

Им выдали также оружие - американские ручные пулемёты, но без боеприпасов. Тот, кого пороли кнутом, зашептал на ухо Гроте:

- Неважно, что Вейнер остаётся здесь. Мы расправимся с ними в джунглях. Не с Вейнером, так с другими. Все офицеры одинаковы!

Гроте так надеялся, что получит патроны, но их не выдали, а без патронов он не решался бежать в горы. Тем временем рота построилась, готовая к походу. Гроте вышел вперёд и снова заявил перед строем, что не поедет в Сайгон: об этом в договоре ничего не сказано. Рота стояла молча, оцепенев. Фельдфебель Шютц ничего не ответил, капралы, выпучив глаза, смотрели вперёд, и только капитан Вейнер рыл песок носком сапога. Когда молчание стало нестерпимым, фельдфебель Шютц сказал:

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены