– Извозчик!

– Куда прикажете, барин?

– Прямо...

Оледенелой рукой пытается разгладить морщины на лбу. Наскучены успех и слава. Злят цензоры и неудовлетворенность самим собой.

Впервые в Москве увидели Баратынского после возвращения из Финляндии в 1826 году. Его имя называлось вместе с именем Пушкина. Их видели вместе. Они привлекали внимание. Один – высокий, тонкий в талии, с большими любопытными глазами, другой – среднего роста, с черными вьющимися волосами и острым выразительным лицом. В Благородном собрании происходило особое движение и передавалось друг другу: «Смотрите, смотрите, Пушкин и Баратынский. Баратынский – блондин...» Братство поэтов было скреплено одной книгой под общим названием «Две повести в стихах. 1828 г.»: «Бал» Баратынского и «Граф Нулин» Пушкина.

Лучшие умы ценят поэтический лиризм элегий Баратынского – это были его первые произведения, и в элегиях, по признанию Пушкина, он первенствовал всегда. Все в прошлом. Он равнодушен к общественно-политической жизни. Он замкнут и необщителен, и все вызывает в нем недоверие.

Для Баратынского начинается период творческого кризиса. Пройдет еще несколько лет, он покинет свои первоначальные позиции, начнет искать новые пути в литературе и скажет, что не любит поэтов, «влюбившихся в печаль».

Поэзия Баратынского 30-х годов – поэзия мысли.

Но прихотям судьбы я больше не

служу: Счастливый отдыхом, на счастие

похожим, Отныне с рубежа на поприще

гляжу – И скромно кланяюсь прохожим.

И еще: «Мгновенье мне принадлежит, как я принадлежу мгновенью», «Есть что-то в ней, что красоты прекрасней, что говорит не с чувствами – с душой», «Не вечный для времен, я вечен для себя».

Для Баратынского нравственно то, что истинно, он никогда не был моралистом, но всегда оставался поэтом и рассматривал литературу и как искусство и как стихию чувств. Его философия – это тождество бытия и мысли.

Баратынский не пользовался пестрой палитрой метафор. Цветистый образ для него так же чужд, как опереточные возгласы. Каждый эпитет прост, графически точен. Поэтический образ не существует сам по себе. А всегда призван работать на основную мысль – строку. Фактура его стиха не украшена алмазами и аметистами и не может привлечь любителей узорного поэтического словоблудия. Прелесть поэзии Баратынского – в глубокой содержательности слова и безукоризненно выраженной мысли.

Но пред тобой, как пред нагим мечом, Мысль, острый луч бледнеет жизнь

земная.

Чем глубже уходит поэт в философскую лирику, тем больше все окружающее вызывает сомнение, и он в тоске признается себе, что, хоть и одинок, объят смирением, «сердечный трепет не затих». Но, как бы перечеркивая это, прорывается горестное: «Б смиренье сердца надо верить и терпеливо ждать конца». Его называют поэтом скорби. Но скорбь поэта рождается не из особенностей его психического склада, а из общего настроения эпохи. Люди на заре XIX века подвержены неверию в сегодня и в завтра, они не находят ничего утешительного для себя в прошлом и выдвигают из своей среды бунтарей, умирающих на Сенатской площади, и глашатаев «мировой скорби».

Жизнь – зло, потому что она полна страданий, нет спокойствия, которое могло бы заменить этим людям отсутствие счастья, недостижимого для чувственного сердца. Горе эпохи – страдание поэта – поэта обобщающего ума, с выраженной склонностью к глубокому анализу и самозащитному рефлексу.

Природных чувств мудрец не заглушит

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.