Семь холмов над рекой

Иной сам себя вышучивает, что говорится, до дна, а скажи ему самую малость, - разобидится до слез, не поймешь отчего. Шуток про себя навыдумывали уйму - усмешки эти по белу свету ходят... Вятский - значит, лапоть... Ведь вятские - щи лаптем хлебают. Вятские - парни хваткие: семеро одного не боятся.

В старую пору, к примеру, вятских печников во всей России побаивались, считали их колдунами. Ежели позвал хозяин печника, да узнал, что он вятский, - стоп, погоди про печку думать: накрывай стол, ставь угощеньице, да такое, чтобы гость от стола отвалился сыт и пьян. Работать станет через сутки, когда проспится, и печка выйдет - загляденье, теплая да пригожая. Но если хозяин не угодит - берегись. Засадит мастер в печку жуткую кикимору - хоть не топи. А затопишь - заскрипит кикимора, заскрежещет, мороз по коже, себя проклянешь, что пожадничал, и никакие кресты да моленья не помогут... Секрет, впрочем, раскрывался несложно: закладывал осерчавший мастер в печь склянку со ртутью да обыкновенными иголками, ртуть разогревалась, иголки противно царапали по стеклу - вот тебе и волшебная кикимора...

Мне скажут: ну и что? Чего во всех этих фактах необычайного? Везде есть и было подобное, а может, в Вологде поинтересней, чем у вас.

Дверь распахнута, не стучитесь.

Потому и привожу я факты, подобные которым можно найти повсюду в России, что вятская, кировская, земля и есть часть России.

Похожая на другие. И все же особенная, своя...

У вятской земли любопытна предыстория духовной жизни.

С давних, пожалуй, еще посленаполеоновских времен, когда в Вятку прислали пленных французов, город считался местом ссылки. Сотни поляков, участников восстаний тридцатых и шестидесятых годов, Герцен и Салтыков-Щедрин, в начале нашего века Николай Бауман, Вацлав Воровский, Иннокентий Дубровинский, Феликс Дзержинский, Петр Стучка.

Исторический парадокс: ссылая в дальнюю от столицы Вятку политических «злоумышленников», правительство как бы концентрировало здесь лучшую часть общества, лучших людей отечества. Ссылка становилась своеобразной «форточкой», сквозь которую в город, призванный, по мысли администрации, стать глухим застенком, мрачной тюрьмой, проникал свежий ветер свободомыслия. Да даже сам городской уклад менялся под влиянием ссылки. Когда здесь жили поляки, в Вятке открылись великолепные кондитерские, на манер варшавских, аптеки с провизорами, имевшими когда-то практику в Западной Европе. Классик польской графики Эльвира Андриолли стал первым учителем Аполлинария Васнецова, ссыльный Герцен основал публичную библиотеку, а Салтыков-Щедрин устраивал губернские выставки, на которых представлял творчество талантливых крестьян и мастеровых.

Происходил процесс взаимного обмена - ссылка давала городу тот необходимый первотолчок, который впоследствии вызовет ответную реакцию, и глухая провинция, место ссылки, даст отечеству своих бойцов... Взгляд на ссылку не может быть однозначным: то, что назначалось наказанием, неожиданно обретало и достоинства. Вот, например, что написал Герцен уже из Лондона, реально оценивая давно прожитые годы:

«В этом захолустье вятской ссылки, в этой грязной среде чиновников, в этой печальной дали, разлученный со всем дорогим, без защиты отданный во власть губернатора, я провел много чудных, святых минут, встретил много горячих сердец и дружеских рук.

Где вы? Что с вами, подснежные друзья мои? Двадцать лет мы не видались... Жива ли у вас память об наших смелых беседах, живы ли те струны, которые так сильно сотрясались любовью и негодованием?»

Струны были живы, смелое и свободолюбивое обладает счастливым свойством бессмертия.

Частная библиотека Красовского, ученика и поклонника Чернышевского; знаменитые пятирублевые народные библиотеки председателя Вятского земства Батуева - Некрасов и Гоголь бедному крестьянству; революционные кружки, где изучают лондонские издания Герцена и прокламации «Земли и Воли». И как озарение, как взрыв - чрезвычайное событие. Казнен Степан Халтурин. Провинция, разбуженная ссылкой, напитанная воздухом свободы, выдвигает первое громкое имя - Халтурин.

Вторым можно считать Сергея Кострикова, который позже примет псевдоним Кирова. В судьбе этого человека обратимость идеи точно такая же, как и в судьбе Халтурина: дружба с ссыльными, участие в революционном кружке и ответная революционность - на новом уровне, на новом этапе. У Халтурина новым качеством стал террор - от агитации и бездейственной пропаганды - к действию, хотя бы такому. Жизнь и борьба Кирова освечены ленинизмом - новым качеством революционной идеи, которой суждено одержать победу.

Всякий раз, приезжая домой, я иду на правую, пойменную сторону реки.

Оттуда, с низины, заливаемой в весенний разлив так далеко, что Вятка смахивает на морской залив, хорошо глядеть на город.

Он стоит на холмах, то взлетая вверх, то плавно съезжая в низины., и в солнечный день, на закате, огненное небо бьет в глаза, очерчивая лишь профиль города, его силуэт, стушевывая детали. Купола древнего собора, ажурная вязь телебашни, округлый купол старой ротонды, выстроенной по проекту архитектора Вит-барга, опального друга Герцена, градирни старой ТЭЦ, карандаши заводских труб...

Мой город - рабочий, труженик.

И вовсе не важно, что не знаменит он заводскими гигантами, как, к примеру, Челябинск - тракторным, Свердловск - «Уралмашем»; пусть дело рук eгo неброское: спички, шины, лыжи, школьные приборы или кормовые дрожжи, - суть в другом, в трудолюбии вятского человека, трудолюбии ничуть не меньшем, нежели у сибиряков, волжан, уральцев.