Ростовская финифть

Руслан Армеев| опубликовано в номере №1263, январь 1980
  • В закладки
  • Вставить в блог

Я возвращаюсь к тому, теперь уже далекому времени, когда впервые услышал – «ростовская финифть». Ощущение было такое, будто бежал по ровному полю или лугу, и вдруг откуда ни возьмись выросло передо мной кряжистое дерево, и я со всего маху ударился в него лбом. «Ростовская» означало для. меня мягкий, ровный луг (я уже тогда пару раз был в Ростове, хорошо изучил его уютные улочки, даже катался на лодке по озеру Неро и заметил, как спокойно глядятся в воду вековые башни, стены и купола кремля). А вот слово «финифть», впервые услышанное, стало для меня, подростка, тем самым загадочно выросшим на пути деревом. «Фимиам» – это я знал, его надо «курить». «Финики» – это плоды, которые растут где-то в Африке. С детства знакома была сказочная птица Феникс. А вот финифть, да еще ростовская...

Теперь, когда я знаю, не заглядывая в БСЭ, что финифть – древнерусское название художественной эмали, а пришло это слово в наш язык более тысячи лет назад из древнегреческого, где несколько в другом звучании означало «светлый, блестящий камень», – даже теперь я люблю наблюдать за поведением людей, встречающихся с этим необычным словом впервые. Их реакция похожа на мою, тогдашнюю...

И люблю также, приехав опять в Ростов Великий, бредить по его зеленым улочкам и повторять это сказочное словечко, которое прошло-прокатилось через века, через поколения и вот, пожалуйста, вручено теперь нам: владейте, вдумывайтесь, любуйтесь, не забудьте – финифть!

На первый взгляд может показаться, что художественная эмаль – дело нехитрое. Но это только на первый взгляд. Заниматься финифтью дома, на кухне, вы вряд ли сможете. Несколько лет назад приехали в Ростов умельцы из Великого Устюга – чтобы посмотреть, поучиться и наладить такое же производство у себя на заводе. Пристально все изучили, тщательно осмотрели, вернулись домой, и... ничего у них не вышло. «Воздух, что ли, там особый?! – говорили в сердцах. – Не возить же его из Ростова!» Конечно же, дело не в воздухе (хотя чистота в финифтяном производстве требуется особая), дело – в руках. Долго бились устюжане, насажали себе шишек и мозолей, пока и у них стало кое-что получаться. Финифть не любит панибратства!

Ну, а сейчас мы идем на фабрику «Ростовская финифть», попробуем разложить финифтяное священнодейство на операции и этапы. Первый на нашем пути – цех слесарный. Будущие притягательной красоты изделия начинаются здесь. Для эмали (финифти) нужна металлическая основа. Ее роль выполняют медные пластинки различных размеров форм и толщины. Эти пластинки выдавливаются прессом из целого медного листа: совсем крошечные, круглые или продолговатые – для запонок и сережек, побольше – для кулонов и брошей. еще больше – для миниатюрных панно. Тут годится лист толщиной всего 0,2 миллиметра. Возьмешь такую пластинку в руки – гнется, звенит. Да полно, можно ли ее приспособить в дело?! Для придания жесткости пластинку пускают под штамп, который делает ее слегка выпуклой. Старым мастерам приходилось выколачивать основу на специальных шаблонах. Для крупных изделий, например, для панно размером с ладонь и больше, идет в ход другой лист, биметаллический. В нем два слоя меди, а между ними – слой стали, и общая его толщина – 0,8 миллиметра. Нарезанные таким образом, выгнутые и зачищенные пластинки отправляются на белодельный участок – для сплошного покрытия эмалью.

В Ростове – эмаль живописная, расписная. Специалисты утверждают, что искусство эмали пришло к нам из Византии. Но вот любопытный факт: проводя раскопки в Киеве, около Десятинной церкви, археологи нашли остатки трех ювелирных мастерских, а в них – большие куски эмалевой массы, тигли с кусочками эмали. Значит, уже в Киевской Руси были свои непревзойденные мастера – финифть употреблялась и для женских украшений (делались, например, колты – предшественники серег) и для отделки интерьеров, чаще всего церковных. А вот строчки из Ипатьевской летописи 1175 года: «...великий князь Андрей Суждальский, внук Володимер Мономаха... сотвори церковь и украси ее иконами многоценными, златом и финиптом...» То есть финифтью.

Тут надобно еще сказать, что финифтяные изделия по способу закрепления, расположения на них эмали весьма различаются. Один из самых сложных видов – перегородчатая эмаль. Этим искусством прекрасно владели в Древней Руси. На металлическую пластину, которая сама по себе служит в Ростове фоном – основой для эмали, припаивались на ребро тонкие, узкие металлические полоски-ленточки, образуя тот или иной узор. Ячейки между полосками заливали эмалью разных цветов.

Для выемчатой эмали брали металлическую пластину потолще и делали в ней, согласно рисунку, углубления, в которые и заливались эмали. Порой в каких-нибудь сложных изделиях употреблялись оба этих способа: в углублениях пластины напаивались на ребро металлические ленточки, образуя свой рисунок.

О видах эмали можно рассказывать долго. Есть еще эмаль по скани, по литью и резьбе, по чеканному, литому или штампованному рельефу, бывает эмаль прозрачная (оконная), поливная... Впрочем, это уже из специального трактата. А мы тем временем стоим у двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен». Значит, пришли мы правильно – это белодельный участок.

Несмотря на строгую табличку, нам сегодня войти можно. Первое ощущение, как войдешь, – жарковато. Здесь стоят две электропечи – муфели, внутри которых по 800 градусов. Иван Дмитриевич Амарица, бригадир эмальеров, протягивает нам увесистый камень ослепительно белого цвета. Это, оказывается, и есть эмаль! Она изготовляется на Дулевском фарфоровом заводе, под Москвой; здесь ее размалывают, растирают с водой в мельчайший порошок. Получается вязкая масса, похожая на сметану. Ею аккуратно, тщательно покрываются медные пластины, предварительно зачищенные, протравленные, – те самые, что принесли из слесарного цеха. Эти пластинки собираются на небольших поддонах (будущих запонок на таком листе уместилось штук двести) и – в печь. Открывается дверка, из раскаленного, ярко-малинового нутра пышет жаром. Иван Дмитриевич легко поднимает поддон с запонками и направляет его в печную утробу. Надолго? Нет. Не прошло и минуты, приоткрыл дверцу, заглянул – рановато. Ну, точно, как хозяйка следит за пирогами: рано вынешь – сырые, поздно – сгорят. Еще заглянул – пора! Жародышащий поднос отправляется на металлический стол – остывать. Матовый прежде порошок расплавился, заблестел, облил всю пластинку. Маленькие кругляши остывают быстро. Теплый, гладкий, блестящий и выпуклый кружочек весело катается у меня по ладони. Оказывается, и с внутренней стороны он уже покрыт слоем эмали – чуть присиненной.

– Это контрэмаль, – поясняет Иван Дмитриевич. – для прочности изделия, для того, чтобы потом, при повторных обжигах, пластинка не коробилась, чтобы лицевая эмаль не треснула, не отлетела... Ну, а теперь все надо повторить сначала: наложим еще слой жидкой эмали и – в муфель...

«Как золотожелтую финифть делать, – читаю я один из старых, сохранившихся рецептов. – Возьми 3 мерки сурику, 3 мерки сурмы, да 1 мерку окалины железной и стопи все оныя вещи вместе; потом разотри, стопи опять и так многажды повторяй, то сделается совсем на золото похожий желтый цвет».

Заметьте: «и так многажды...» Терпения и настойчивости требует финифтяное дело.

Рецепты составления финифти и сейчас остались в общем-то без изменений. Помните, автор рекомендует добавить в состав железную окалину? Это для придания эмали желтого цвета. А что такое эмаль? Это особый сплав стекла, окрашенный в разные цвета окислами металлов. Окись железа (окалина) придает сплаву желтый цвет или цвет морской волны, окись олова – белый, окись меди – бирюзовый. Золото окрашивает эмаль в красный цвет, магнезия – в лиловый, иридий – в стальной, серый и черный.

И вот, наконец, пластинка, покрытая ровным, чистым слоем белой эмали, поступает в живописный цех – на роспись. Здесь много зелени, света, длинными рядами стоят столы, а за ними разместились живописцы. Наступает самый ответственный момент, ведь именно здесь рождается ростовская финифть, какой мы ее себе представляем.

По специальному эскизу на пластинку переносится контур рисунка, и начинается роспись. Первый этап носит название малевка. Предположим, что сейчас в работе небольшое панно с видом Ростовского кремля. Расписывают сначала фоны – зеленый берег, синее озеро, голубое небо, желтоватые массивные здания и... в печь. Да, снова в муфель. Ведь краски, которыми делается роспись, – почти те же эмали, только разноцветные. При обжиге краски «опускаются», как бы утопают в белой эмалевой основе, спекаются с нею. И снова пластинка ложится на стол живописца, начинается выправка – тоновая разработка, то есть одни краски в соответствии с замыслом художника усиливаются, другие – гасятся. И опять – в муфель. И опять – на стол. Прорисовываются детали. И снова в печь. А из нее – на стол. Чем сложнее, многоцветней изображение, чем богаче оно полутонами, тем большее число обжигов проходит пластинка. В уникальных изделиях обжиг повторяется до семи раз! Не это ли воплощение самого терпения! И, кроме того, следует учитывать специфику огненной росписи: после обжига эмалевые краски несколько изменяют свои цвета, например, серый становится пурпурным. Это одно важное обстоятельство. Второе, не менее важное: разные краски обжигаются при разных температурах, и надо всегда помнить: при последующих обжигах употребляются менее тугоплавкие краски, чтобы не повредить предыдущую живопись.

За одним из столов работает живописец пятого разряда Евгений Фролов. Перед ним лежат сразу шесть плашек с видом Ростова Великого. Тонкой беличьей кисточкой он прорисовывает детали сначала на одной, потом на второй, третьей пластинках... На столе перед ним – ваза, а в ней – живые цветы. Требование лирической души? Или предмет для рисования с натуры?

– Ни то, ни другое, – смеется Евгений. – День рождения у меня сегодня, вот... подарили.

– Ну, а все-таки как рождаются сюжеты для новых изделий? С натуры приходится рисовать?

– Рисуем с готового, утвержденного художественным советом образца. Но любой живописец может придумать что-то свое и предложить для серийного производства... Гена Анисимов – автор интересного панно «Ростовский кремль». Он излазил еще мальчишкой все ходы-выходы, все стены кремля. Если дух города вошел в твою кровь, натура всегда перед глазами.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены