— Значит, вы звезды считали?

— А тебе пальца в рот не клади! Я ихнюю колонну поливал и от снаряда не уберегся.

— Слушай, Юрий Алексеевич, тебе боевое задание, — прервал их увлекательный разговор старший. — Передай эту записку вашему преду. Понятно?

— А вы не улетите? — с тоской спросил мальчик.

— Мы здесь зимовать останемся, — пошутил молодой.

— Нам воевать надо, — серьезно сказал старший. — А ну-ка, исполнять! Живо! Одна нога здесь, другая там!

Юра опрометью кинулся выполнять первое в своей жизни боевое задание.

Вечером мать не пустила его со двора. А он не мог объяснить ей, что ему нужно к летчикам. Прочитав доставленную им записку, председатель строго-настрого предупредил, что о летчиках никому ни слова. Юра не понял смысла этого запрета, но ведь боевые приказы не обсуждаются. И он молчал.

Чуть свет Юра выскочил из спящей избы и помчался в поле. Он бежал напрямик сквозь мокрый от росы орешник, через овраг, остерегался злой осенней крапивы, но все равно опоздал. Летчиков не было. Лишь в темной торфяной жиже сиротливо торчал полузатонувший мертвый истребитель.

Он с грустью поглядел на пепельный кружок костра, на глубокие борозды, оставленные самолетом, унесшим летчиков. А потом, перепрыгивая с кочки на кочку, добрался до самолета и залез внутрь. Занял место пилота, положил руки на штурвал и... Теперь он знал, почему испытанное сегодня при всей своей ошеломляющей новизне на миг представилось повторением раз пережитого. Вот тогда, в мертвом, черном самолете почувствовал он небо, полет, крылья, как не чувствовал потом уже ни разу вплоть до сегодняшнего дня...

И в генерале вид этого юноши пробудил забытые воспоминания, и все они сводились к появлению из пустоты полей светловолосого деревенского мальчика, удивительно похожего на пастушка с нестеровской картины «Видение отроку св. Варфоломея». Он тогда еще подумал об этом сходстве и умилился такому повороту старинного русского предания. В стоявшем перед ним нерослом юноше были те же нестеровские краски, та же, как бы это сказать, внутренняя высвеченность. Время помиловало самое привлекательное в его детском облике.

А вот Гагарин не узнавал генерала. Раненым белобрысым летчиком он явно не мог быть — уцелевшие от седины волосы на его висках были темными, и уж слишком немолодо изрубленное морщинами загорелое лицо. Но и на старшего летчика, каким тот сохранился в памяти, генерал не больно похож. У того голова была круглее, черты лица мягче, нос покультяпистее, и голос совсем другой. Да ведь сколько времени прошло: человек меняется, подсушивается, заостряется под стать своему определившемуся характеру, а голос в загрубевшей гортани становится устойчивей, ниже, глуше. И, твердо сочтя генерала старшим из двух летчиков, Гагарин спросил:

— А как ваш товарищ?

— Какой товарищ? — не понял генерал.

Вот те раз, неужто и такое можно забыть в круговерти жизни?..

— Ну, которого вы прикрывали, — сказал он упавшим голосом.

— Вы что-то путаете, ваше сиятельство! — даже как-то рассердился генерал.

— Да ничего я не путаю!

И, забыв о всякой почтительности, Гагарин горячо и сбивчиво принялся оживлять затвердевшую память старого воина. Тот слушал его с интересом, удивлением и вроде бы печально.

— Да, — вздохнул генерал, когда Гагарин замолк, — жизнь и щедрее и в чем-то скупее, чем нам кажется. Как называлась твоя деревня?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.