Рассказы

Христо Добротинов| опубликовано в номере №1455, январь 1988
  • В закладки
  • Вставить в блог

Чего мы ждем…

Здание военного училища построено уже очень давно, и все с нетерпением дожидаются дня, когда будет завершено новое неподалеку от города. Полковники частенько заговаривают об этом, представляя себе удобные кабинеты, а расстояние не пугает их, ведь у всех есть легковушки. Мечтает о новом училище и молодой взводный командир — лейтенант Петр Стоянов. Высоченный, косая сажень в плечах, смуглолицый, он похож на тех офицеров, чьи снимки украшают обложки военных журналов, однако самого его фотографы-журналисты еще не «открыли». Петр Стоянов и не подозревает о том, как привлекательно выглядит со стороны. Душа его пребывает в растерянности, а новое военное училище видится ему землей обетованной.

На первый взгляд никаких особенных оснований для душевных мук у лейтенанта вроде бы и нет. Дни его текут ясные, как стеклышко, — утренняя поверка, проход по кабинетам, иногда «окна»: курсанты слушают лекции какого-нибудь полковника-преподавателя, а Петр Стоянов в это время читает книгу, а то и в картишки найдется с кем перекинуться в соседней комнате. Обедает лейтенант дома, квартира его в двух шагах от училища, он торжественным шагом направляется в кухню, приоткрывает одну за другой крышки кастрюль, вздыхает от полноты души и облизывает увлажнившийся жиром палец, жена готовит великолепно.

После обеда лейтенант моет посуду — надо же вносить свою посильную мужскую лепту в домашнее хозяйство — и по давней привычке растягивается на кушетке, не скинув сапог. Подремлет часик, потом умоется холодной водой и, несколько расслабившийся, чуть припухший после сна, возвращается к своему взводу. Там наблюдает за самоподготовкой, курсанты постреливают глазами в его сторону — такими они хотели бы видеть себя в будущем, — а Петр Стоянов молча дожидается конца своего «рабочего времени» и задумчиво чертит квадратики в блокноте. Перед уходом лейтенант снова оглядывает курсантов, говорит себе, что не надо быть с ними слишком строгим, строгость рождает страх, а страх, в свою очередь, порождает ненависть, поэтому он улыбается, улыбка его красива: белые зубы на смуглом лице, он прощально машет рукой и отправляется домой, теперь уже до завтрашнего утра. Медленно поворачивает он ключ в замке, на кухне суетится жена — низкорослая, широкая, с маленькой кудрявой головкой. Лейтенант наклоняется и целует ее, затем садится на ближайший стул. В кухне настает тишина, жена смотрит сердито, Петр догадывается и спрашивает, как прошел день. «Спасибо, хорошо», — отвечает жена и бросает несколько колкостей по адресу какого-то доцента. Петр Стоянов понимающе кивает, проблемы морфологии его совершенно не интересуют, но надо же показать свое уважение к интеллектуальному превосходству супруги, она у него ассистент в университете, человек ученый, держит в доме кучу странных и ненужных книг, например, «Морфологию глагольного вида в современном болгарском языке» или «Семантику глагольных приставок и ее отношение к видовому значению глаголов»; лейтенант кивает одобрительно, и мысль его постепенно замирает. Часто молодое семейство отправляется в гости по соседству, к родителям жены. Лейтенант собирается долго и старательно, как на парад. В общем-то оно и понятно, тесть — полковник, заместитель начальника военного училища по строевой части, и хотя Петру не очень-то по душе его сморщенное лицо, но воинское подчинение заставляет молодого человека гладко побриться, нарядиться в новый костюм и подобрать подходящий галстук. Обычно после подобных визитов он чувствует себя совершенно опустошенным, волочит сильные свои ножищи по ступенькам и долго не может заснуть в уютной спальне, украшенной гарнитуром «Альбена» — подарок тестя.

Иногда выдаются на долю Петра Стоянова ночные дежурства, в другой раз бывают учения, и эти две недели затаивания в полях и на сеновалах, ползания по-пластунски по закругленным холмам воспринимает он как драгоценные мгновения истинной жизни. Кровь его разыгрывается, и под вечер в муравьином движении воинской колонны Петр Стоянов вдруг ощущает дыхание живой земли, это напоминает ему детство, и сердце в груди сжимается от сожаления о невозвратном. Петр Стоянов серьезно пересматривает свою жизнь.

Странные запахи прокрадываются в бронетранспортер — тянет свежим сеном, коровьим навозом, речной прохладой. Село, где жил маленький Петр, сжалось в горах, сейчас оно почти опустело, уходят люди на равнину, и мало кто возвращается назад к своему прошлому. Только отец Петра, старый бай (так почтительно называют в Болгарии пожилых мужчин) Тотё, не трогается с насиженного места, словно вжившись в свои воспоминания. «Здесь родился я, здесь жизнь прожил, с фашистами бился, здесь и помру». — И он зажигает короткую сигарету. Иной раз наезжают к старому Тотё его боевые друзья — партизаны, уговаривают его оставить горы, но отец Петра непреклонен. «Вон пусть Пешко на равнину спускается», — посмеивается старик, указывая на сына. Петр Стоянов кивал седовласым отцовым приятелям, а спустя год поступил в ближнем городке в электротехникум.

Когда он окончил техникум, бай Тотё решил, что сын должен стать офицером, должен стоять на защите Родины. Военное училище находилось аж в центральном городе округа, старик облачился в лучший свой костюм, отец и сын торжественно уселись в расшатанный автобус и спустя три часа вышли на автостанции в окружном центре. Прошел месяц, экзамены Петр Стоянов выдержал.

Потом был торжественный день присяги... Слаженный курсантский строй... Заслуженный генерал... Марш перед знаменем... Обед на казарменном дворе... Радостное лицо старого Тотё... Внезапно отец вздрогнул, выскочил из-за стола, и плац, казалось, задрожал от его возгласов: «Коле! Коле!» Все обернулись, Петр Стоянов смутился. Этот самый Коле отмеренным шагом двигался навстречу его отцу, широко раскинув руки. Они крепко обнялись, троекратно поцеловались, долго глядели друг другу в глаза, потом вернулись к трапезе. «Здорово, молодец!» — проговорил Коле, а Петр Стоянов ответил: «Здравия желаю, товарищ полковник!», — потому что Коле был не кто иной, как полковник Стефанов, заместитель начальника училища по строевой части; человек весьма суровый, настоящее пугало для новобранцев. Однако сейчас Коле беззаботно улыбался, вновь и вновь вглядывался в глаза старого Тотё и повторял: «Какое время было, а! Какое время!» И память уводила их по дорогам юности, когда они защищали завоевания революции. «Слышишь, Пешко, — обращался бай Тотё к сыну, — мы ведь с ним вместе в отряде были, вместе глядели смерти в глаза». Петр Стоянов кивал. Полковник предложил отправиться к нему домой: «Женато как обрадуется!» «А курсант наш как же?» — спросил бай Тотё. «Что ж. И он пусть заглядывает на огонек, может, когда и помочь ему смогу».

Они не спеша вышли из ворот, дежурный отдал честь, Петр Стоянов смущенно улыбнулся ему. Дом находился совсем рядом, новый, недавно законченный, лестницы еще пахли стерильным дыханием извести. На третьей площадке Коле шагнул вперед и позвонил, дверь распахнулась, на пороге девушка.

— Знакомьтесь, моя дочь!

Петр Стоянов покраснел и заметил, что дочь низкорослая, широкая, с маленькой кудрявой головкой, скорее некрасивая, чем симпатичная, однако в конце концов эти его выводы были всего лишь констатацией факта, и незачем было придавать им особенное значение. У входа курсант по прежнему, еще домашнему навыку снял обувь и остался в зеленых нейлоновых носках. Три часа, которые он провел в этой квартире, были до краев заполнены чувством неловкости. Он сидел, опустив глаза на квадратный ковер, весь в оранжевых и коричневых полосах, и лишь изредка взглядывал на полковника и его дочь. В комнату вошла крупная, очень смуглая женщина, жена полковника. Начались вопросы.

— Где вы учились? — спросила дочь.

— В электротехникуме.

Мать молчаливо и внимательно оглядывала мужественные черты курсантского лица, широкие мужские плечи. Затем и она вступила в разговор — оказалось, Елена учится на филологическом факультете, на первом курсе. Петр Стоянов улыбнулся. Далее выяснилось, что Елена поступила самостоятельно, без всякого учета отцовских заслуг. Последовала новая курсантская улыбка. На прощание Елена обратилась к молодому гостю: «Если хотите, можете мне позвонить. Хорошо ли вы знаете город?»

Далее все развивалось вполне логично. В воскресенье в полдень Петр трепещущим голосом спросил в телефонную трубку, дома ли Елена. В сущности, он смутно понимал, зачем он это делает. В жизни его, полной дисциплины и военных наук, не хватало разнообразия. «Да, это я», — ответил женский голос, и Петр на скорую руку приобрел два билета в кино. В темном зале он был почти счастлив, часть дня обрела новый смысл, а в перспективе новый смысл обретали уже все отпускные дни, и некрасивая Елена казалась ему богиней, той самой древней красавицей из «Илиады»...

Постепенно молодые люди сдружились. Петр Стоянов все чаще появлялся в квартире на третьем этаже, и даже присутствие полковника уже не так смущало его. «Послушай, Коле, — обращалась жена к мужу, — ты вообще-то как, интересуешься судьбой Пешко?» Петр Стоянов вздрагивал и расправлял широкие плечи. «Да нет вроде», — честно признавался полковник. «А стоило бы!» — замечала супруга. «Я поинтересуюсь», — обещал полковник. И словно по мановению волшебной палочки в жизни Петра Стоянова наступили перемены. Ему предоставили отпуск в удобное для него время, его назначили командиром отделения, экзамены прошли просто великолепно. Но за спиной у него начались перешептывания, а ротный старшина, личность упрямая и скандальная, улыбался ему при встречах.

Обучение подходило к концу, и вот в один прекрасный день супруга полковника, предварительно услав куда-то дочь, завела с Петром тонкую беседу:

— Ты, Пешко, скоро заканчиваешь училище, Елена тоже кончает университет...

Петр Стоянов понял, куда она клонит. «Я...» — начал было он, однако договорить ему не дали...

— Если вы поженитесь, ты, конечно, останешься тут, сделаем вам квартиру, нечего шататься по каким-то пограничным гарнизонам...

Внезапно по лицу курсанта пробежала тень. Он тоже думал о женитьбе, но намерения его были честными, он просто считал себя обязанным жениться, ведь, встречаясь с ним, Елена потеряла несколько лет.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Бес в ребро

Повесть

Никита Михалков: «Вопреки спокойствию»

21 октября 1945 года родился Никита Михалков Интервью режиссера для «Смены»'88