Рассказ грязной купюры

О’генри| опубликовано в номере №1164, ноябрь 1975
  • В закладки
  • Вставить в блог

– Объясните попонятней, – говорю я. – Я что-то плоховато разбираюсь и в обстановке и в меблировке.

– Прошу прощения, – отвечает двадцатка. – Старина Джек – владелец этого игорного притона. Сегодня он кутит напропалую: дело в том, что он хотел пожертвовать на церковь пятьдесят тысяч, а у него их отказались взять, потому что, как ему объяснили, деньги эти грязные.

– Что такое церковь? – спрашиваю я.

– Ох, я и забыла, – отвечает двадцатка, – что говорю с десяткой. Откуда же вам знать? Для церковной кружки вы великоваты, для благотворительного базара слишком малы. Церковь – это такой большой дом, где перочистки и салфетки продают по 20 долларов за штуку.

Я не любительница точить лясы с золотыми сертификатами. Молчание – золото. Опять же, не все то золото, что брюзжит.

Зато старина Джек и впрямь был парень золотой. Когда наступало время раскошеливаться, он не вынуждал официанта бегать за полисменом.

Мало-помалу пронесся слух, что Джек исторгает для всех жаждущих питье из камня в безводной пустыне: и все бродвейские молодчики с железной хваткой и луженой глоткой рысью пустились по нашему следу. Не жизнь, а Третья Книга Джунглей – в ней не хватало лишь обложки. Деньги старины Джека, возможно, были и не первой свежести, зато его счета на первосортный камамбер росли с каждой минутой. Сперва его осаждали друзья; затем к ним присоединились шапочные знакомые друзей; затем кое-кто из его недругов закурил трубку мира; а под конец он закупал сувениры для такого множества неаполитанских рыбачек и танцовщиц, что метрдотели, устремившись к телефону, умоляли полицию прислать кого-нибудь и навести хоть какой-то порядок.

В один прекрасный день мы заплыли в кафе, с которым меня связывало тесное знакомство. Когда содружество грузчиков в белых передниках и куртках углядело нас на пороге, главный отшибала этой футбольной команды отдал распоряжение, и все они надели защитные маски, пока не выяснится, затеваем мы Порт-Артур или Портсмут. Но старина Джек не настроен был в этот вечер поощрять деятельность мебельных и стекольных фабрик. Он сидел смирно и уныло напевал «Прогулку». Уязвлен в самое сердце, сказала мне двадцатка, тем, что не приняли его пожертвования церкви.

Пирушка шла, однако, своим чередом, и сам Брэди не сумел бы лучше поставить массовую сцену увлечения искристой жидкостью, которая исторгается из обернутой салфеткою бутылки.

Старина Джек заказал всем еще по одной, расплатился моей соседкой двадцаткой, и сверху пачки оказалась я. Он положил пачку на стол и послал за хозяином.

– Майк, – сказал он, – от этих денег отказались хорошие люди. Возьмете их, дьявола ради, за свой товар? Мне сказали, они грязные.

– Возьму, – говорит Майк, – и положу их в ящик рядом с банкнотами, уплаченными дочке священника в обмен на благочестивые поцелуи на церковном базаре, затеянном, чтобы еще в одном приходе построить дом, где поселится дочка священника.

В час пополуночи, когда грузчики собирались отгородить от нового притока посетителей зал, где все текло по-прежнему, в дверь вдруг шмыгает какая-то женщина и подходит к столику старины Джека. Вы, конечно, видели таких – черная шаль, нечесаные космы, лохмотья, бледное лицо, а глаза, как у архангела и в то же время как у хворого котенка, – короче, одна из тех женщин, которые всегда озираются, опасаясь то автомобиля, то патруля, охраняющего город от нищих. И вот эта женщина, не говоря ни слова, останавливается возле нас и глядит на деньги.

Старина Джек встает, отделяет меня от пачки и с поклоном вручает женщине.

– Мадам, – говорит он, точь-в-точь как актеры, которых мне довелось слышать, – вот грязная купюра. Я игрок. Эта купюра досталась мне сегодня от юноши из благородной семьи. Как он заполучил ее, не знаю. Если вы окажете мне честь принять ее, она ваша.

– Сэр, – сказала женщина. – Я пересчитывала и укладывала в пачки тысячи таких купюр, когда они безупречно чистыми выходили из печатного станка. Я работала в министерстве финансов. Один из видных чиновников министерства устроил меня туда. Вы говорите, они утратили сейчас чистоту. Если бы вы только знали... но я ничего не скажу. Благодарю вас от всего сердца, сэр, благодарю вас... благодарю.

Куда, вы думаете, она потащила меня чуть ли не бегом? В булочную. Старина Джек не успел оглянуться, а она уже что было духу мчалась в булочную. Там она меня разменяла и выдала рекордный кросс с дюжиной булочек и ломтем сладкого рулета величиною с колесо. Я, конечно, тут же потеряла ее из виду, меня засыпали деньгами, и я лишь думала: где-то меня разменяют завтра – в аптеке или в строительной конторе?

Неделю спустя я столкнулась с одной из долларовых бумажек, которыми булочник сдал той женщине сдачу.

– Привет, Е-35039669, – говорю я. – Это не вами ли в прошлую субботу выплачивали с меня сдачу?

– Угу, – ответствует эта солистка со свойственным ей красноречием и светским лоском.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены