Рабочая симфония

Никаких происшествий... Мы заходим на рынок. Завидев парней с красными приметными повязками, никто не пытается нырнуть в толпу, никто не прячет с лихорадочной поспешностью «подпольный» товар... А совсем недавно этот рынок был местом сборища спекулянтов.

– Всех «дельцов» как ветром сдуло, – смеется директор рынка. – Сейчас полный порядок!..

Никаких происшествий... Сворачиваем с тротуара Московского проспекта в гулкий колодец двора, по крутой лестнице поднимаемся на пятый этаж. Дверь открывает седая женщина.

– Проходите, пожалуйста...

– Да нет, мы на минутку... Как дела!

– Спасибо вам, ребятки. Остепенился вроде Петр...

На обратном пути я узнаю, что с этой женщиной ребята познакомились еще зимой. Рыдая, она остановила их на улице:

– Уймите окаянного, всю посуду побил!..

Когда вбежали в квартиру, увидели разбушевавшегося пьяного парня – сына Марии Александровны Петра Орешина. «Крепко» поговорили они тогда с ним. А потом еще побывали на его заводе. И вот теперь они изредка заходят к Орешиным узнать, как парень держит слово.

Никаких происшествий... Мы подходим к парку Победы. Тоненькие тополя трепещут на солнце. Обычно тут собирались окрестные пижоны, устроившие здесь своеобразный «плацдарм», с которого можно было безнаказанно оскорбить плоской остротой идущую мимо женщину, пристать к девушке. Да вот и сейчас группка великовозрастных лоботрясов маячит у входа в парк. Но, заметив рабочий патруль, они как-то незаметно рассеиваются.

Никаких происшествий... Однако за этим «никаких» стоит несокрушимая воля рабочих, взявших в свои руки «воспитание» района.

Идет дружина по городу. И мне вспоминаются слова Горького о рабочих, «у которых классовое, революционное самосознание переросло в эмоцию, несокрушимую волю, стало таким же инстинктом, как голод, как любовь».

Да, именно инстинкт революционного самосознания заставляет молодых рабочих с крупномеханического участка вмешиваться во все области жизни.

Под вечер мы входим с Юрой Осиповым, вожаком отряда «Комсомольского прожектора», в кабинет начальника цеха Чернова.

– Николай Александрович, вчера на нашем участке рабочие простояли пятьдесят часов...

Есть цифры, звучащие, как музыка, но есть другие – они как удар бича.

– Ты... ты отдаешь отчет словам!! – почти крикнул Чернов.

Юркино смуглое лицо белеет, он еще раз упрямо повторяет:

– Ровно пятьдесят... Вчера «Комсомольский прожектор» провел рейд. Вот... – И Юрка раскрывает свой видавший виды блокнот. – Давайте смотреть с самого начала: Фельдман–

И в моей памяти встает фигура вечно растрепанного вспыльчивого разметчика. «Пиши, – говорил он, горячась, Юрию, – пиши: паршивой мерной линейки нет. Приходится бегать в соседний цех, а это минут двадцать – двадцать пять минимум».