Пушица

Михаил Барышев| опубликовано в номере №997, декабрь 1968
  • В закладки
  • Вставить в блог

Над головой сияло солнце, разливая мягкий, притененный облаками, ровный свет. Где-то капала вода. Крупная щебенка противно скрипела при каждом движении.

Шинель была разорвана, в нагане осталось три патрона.

Я был уверен, что цепи автоматчиков и патрули прочесывают местность, чтобы взять в плен тех, кто уцелел. Я торопливо опорожнил карманы. Порвал письма из дому, фотокарточки, какую-то завалявшуюся справку о денежном довольствии. Достал комсомольский билет, сколупнул травинку, прилипшую к обложке, перелистал страницы и ужаснулся, что не заплачены членские взносы за июнь.

Билет я положил в нагрудный карман. Туда, где под тканью гимнастерки неспокойно стучало сердце. Его остановит, пробив комсомольский билет, моя последняя пуля.

Потом выбрался из щели и лег за валун, сжав шероховатую рукоять нагана. Металл холодил руку, тяжесть оружия успокаивала, выгоняла страх.

Вокруг стояла тишина. Звон падающих в камнях капель был в ней монотонен и тягостно отчетлив. Над сопками катилось по извечному пути не потревоженное войной солнце. К полуночи — я знал — оно пройдет над морем, не коснувшись горизонта, и снова начнет подниматься, оглушая беспокойным светом полярного дня.

Выступ ближней скалы мерцал красноватыми изломами гнейса. Гривка березок в лощине так нестерпимо зеленела, словно каждый листочек на ветках был вычищен и отполирован.

Осколок гранита жестко уткнулся в грудь. Я вывернул его из щебенки, собрал охапку вороничника и поудобнее расположился в ожидании последнего боя.

В суматохе потерялся поясной ремень. Без ремня я ощущал себя расхлестанным, как солдат, отправленный на гауптвахту.

У лица настойчиво вился и попискивал одинокий тощий комарик, видно, не попробовавший еще живой крови...

Меня сморил сон. Сколько я проспал, сутки или два часа, сообразить не мог. Небо затянули низкие, плотные облака. В камнях посвистывала морянка, трепала березы, колыхала осоку на болоте.

Немцев не было. Только тут я сообразил, что егерям ни к чему прочесывать сопки. Тех, кто уцелел после боя у озера Куэсме-Ярви, они просто оставили умирать в пустых, холодных камнях.

На севере и на востоке погрохатывала стрельба. На западе лежала чужая земля. Поэтому я пошел на юг.

Взобрался на гранитную хребтину голой, просвистанной ветром сопки, долго глядел вокруг и ничего не высмотрел. Спустился, прошел кочковатой лощиной, запутался в каменной осыпи, долго огибал топкое болото...

Наконец увидел своего. Русского, живого. В грязной шинели, с винтовкой, с пузатым сидором на скрученных лямках, с котелком у пояса.

Я остановил его нацеленным наганом, приказал положить оружие, спросил часть.

Он назвал наш полк.

— Из нового пополнения я, товарищ лейтенант, — умоляющим голосом говорил красноармеец. — Всего неделю, как мобилизовали. Из местных я, из становища на побережье. Нас старшина Савченко в батальон привел.

Я поверил лишь тогда, когда красноармеец Шульгин сказал, что старшина первой роты Савченко в трудных случаях поминал не только бога, но и тот гвоздь, на который бог шапку вешает.

— Поступайте под мою команду!

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Наука молодых: кибернетика

Несколько интервью с учеными института кибернетики академии наук УССР о роли молодого ученого в молодой науке