Потомок венецианского дожа

И Саркизов-Сезарини| опубликовано в номере №96, февраль 1928
  • В закладки
  • Вставить в блог

Роман. Продолжение

Содержание предыдущих глав, Врач приглашается к раненому при взятии Перекопа командиру матросского отряда - Труффину, который рассказывает ему свою историю. Желая поступить в русско-германскую войну во флот добровольцем, сын феодосийского рыбака Труффино попадает на шхуну «Ринальдо». Командир шхуны Виллани - потомок венецианских дожей - бесшабашный моряк - авантюрист, занимается пиратством на Черном море, нападая на мирные турецкие судна. Экипаж судна шхуны вербовался из притонов Одессы, Севастополя и Батуми. На шхуне Труффин находит друзей - матроса Петина, механика Филиппова и кока Чиковани. В шторм капитан посылает Труффина на верхушку мачты...

ТОЛЬКО здесь, на огромной высоте над зыбкой шхуной, я начинал понимать всю опасность задачи, навязанной мне мстительным боцманом.

Наклонившись вниз, я увидел смотрящую на меня команду и услышал боцмана, кричавшего:

- Пошел выше на салинг! Я поднялся на ноги, отдавая себе отчет, что за неисполнение команды меня ждет жестокое наказание, и сделал попытку подниматься выше. Попытка не удалась, я перестал владеть своими мышцами. О мачту ударилось что - то твердое. Я невольно взглянул вниз и увидел шкипера, держащего винтовку и целящегося в меня. Рядом с ним стоял Кацыко. У грота мелькнули испуганные лица Петина, Чиковани и Филиппова.

Вторично послышался треск, и я почувствовал ожог левого уха. Дождь мелких щепок от расщепленной пулей мачты засыпал мне лицо. Я невольно сжался в небольшой комок и еще плотнее прижался ко дну площадки. Меня хладнокровно расстреливали за неисполнение приказания, дабы удержать в повиновении команду, напуганную необычайным штормом.

Мне представлялось на выбор - или сорваться в море, или умереть от пули.

Стараясь не глядеть вниз, в морскую бездну, я вновь пополз на салинг. Были минуты, когда я терял сознание, но жизненный инстинкт не позволял мне ослаблять напряжение рук и ног. Все мое сознание было устремлено к достижению площадки салинга, где бы я мог считать себя в относительной безопасности.

Наконец, я достиг салинга и вполз в него. Прошло несколько минут, прежде чем я пришел в себя. Шкипер опустил винтовку и перестал глядеть наверх. Боцман спрятал револьвер, Петин ободряюще кивал мне головою. Я тяжело дышал и улыбался Петину ответной улыбкой.

Здесь, перед лицом смерти я научился любить жизнь. Через полчаса я собрался, наконец, с силами, и, рискуя ежеминутно сорваться, с большим трудом спустился на палубу и упал почти без чувств. Земли я никакой с салинга не увидел. Да если бы она была и в полуверсте от судна, тучи не дали бы мне разглядеть берега. Всю ночь команда не покидала палубу судна и вздрагивала при каждом пугающем треске рангоута.

Мы держали топоры в руках и стояли готовые рубить мачты.

К утру ветер спал, и вдали засинели берега Крыма... Шкипер презрительно оглядывал меня в своей каюте с головы до ног и цедил сквозь зубы:

- Пули для тебя жаль... повесить на ноке - поздно... это надо было сделать в море... вернуть тебя коменданту... подумает, что я не смог научить такую калеку, как ты, повиноваться... вспороть тебя!...

При слове «вспороть», я невольно передернулся.

- ... вспороть тебя... - продолжал Шкипер, заметив впечатление, произведенное на меня последними словами... - я не собираюсь!... Попытаюсь сделать человеком... из тебя выйдет лихой моряк... я видел, как ты взбирался на салинг... и я не пустил тебе пулю в спину только потому, что так лихо могут работать не все... пошел вон! и позови мне боцмана.

Я выскочил из каюты. Шхуна на всех парусах летела к Феодосии. У юта мои друзья с тревогой ждали чем окончится наша беседа. Лицо доброго Чиковани было бледно. Глаза Петина бегали по сторонам, а механик нервно вертел трубку.

Никто из них не ожидал, что я останусь жив. Я в нескольких словах передал им решение шкипера и побежал за боцманом.

13. Подслушанный раговор

В полдень вдали забелели домики Феодосии и «Ринальдо» под всеми парусами входил в широкую бухту, чтобы залечить раны, нанесенные ему норд - остом.

«Ринальдо» ошвартовался у волнореза. Я жадно глядел со шхуны на родной город. Я не спускал глаз с горы, на которой белелся домик моего отца, я внезапно почувствовал непреодолимое желание увидеть своего отца. Я оглянулся вокруг. По волнорезу ходил часовой. На молу так же виднелись патрули, оцепившие порт. У самого трапа стучали сапоги портового стражника.

Я машинально следил за стражником и мерил взором расстояние от причала бухты до ступенек мола.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Учиться надо, товарищи

Два письма Максима Горького