Я много читал Островскому, много беседовал с ним. Он все ловил на лету, обладал цепкой памятью и нередко поправлял меня, когда я что-нибудь путал. Николай упорно учился. Можно было позавидовать его упорству.

— Надо много знать, чертовски много надо знать, товарищи, — любил повторять Николай, — надо всегда быть в первой цепи!

Он был уверен в себе, глубоко уверен в том, что непременно вернется в первую цепь борьбы, сумеет взять верх над физической немощью.

— Коля, — сказал я как-то, — ты уже свое перед партией отработал. Тебе надо по-настоящему отдохнуть; ты это заслужил, Коля! Подумай о себе, о своем здоровье, ведь ты совсем инвалид!

Темные глаза Николая вовсе потемнели, он резко повернулся ко мне и сказал голосом, который я никогда не забуду:

— Батька! Прошу тебя, никогда не называй меня так. Пока вот здесь стучит сердце, Островский еще не инвалид!.. — И, устало откинувшись на подушку, он добавил с горечью: — Рано меня хоронить, батька.

Мне, старому большевику, немолодому уже человеку, разменявшему пятый десяток, вдруг стало стыдно перед этим мальчиком.

Я ушел и вернулся поздно, надеясь застать Николая спящим. Но в комнате горел свет, на коленях Островского лежало несколько свежеисписанных листков. Я осторожно присел на краешек его кровати и сказал тихо:

— Коля, ты не серчай на меня.

— Что ты, батька! — рассеянно ответил Николай. Глаза его смотрели сосредоточенно и не мигая в какую-то точку за моей спиной.

Я и не подозревал тогда, что эти густо исписанные листки — первые наброски его бессмертной книги «Как закалялась сталь».

Часто Николай вспоминал о матери.

— Батька, — говорил он с тревогой, — ты не пиши ей, что мне худо. Не надо ее волновать, батька. Дай честное слово.

Но я все же нарушил данное слово. Когда здоровье его ухудшилось, написал Ольге Осиповне всю правду.

Она выехала незамедлительно. Я не дождался ее приезда: кончалась путевка, да и дела мои заметно пошли на лад.

Но через год болезнь снова вывела меня из строя, и я опять приехал в Мацесту. Николай до этого писал мне, что по окончании лечения остался в Сочи (так рекомендовали врачи), и просил обязательно навестить его.

Они жили в маленькой белой хатке. Мне отворила худенькая старушка. Я сразу узнал в ней мать Николая.

— Здравствуйте, Ольга Осиповна! — сказал я. — Я Чернокозов.

Николай узнал мой голос и закричал:

— Батька, милый! Неужели ты? Иди сюда скорей!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.