Миноносцы обрушили на тральщик всю силу своего огня. Шланги, протянутые к корме для тушения пожара, были продырявлены осколками, из них во все стороны била вода, но люди упорно направляли слабеющую струю на объятую огнем корму. Матросы с ожесточением наступали на пламя. Никто в эти минуты не думая о себе, все боролись за жизнь корабля. «Вот это и есть то самое «если», - подумал комиссар, - та минута, когда рождается бессмертный подвиг ради достижения победы».

Слабый ветерок чуть развернул тральщик, и в ту же секунду заговорило носовое орудие. Комендор Коливайко торжествовал: скорострельный огонь его единственного орудия не давал противнику подойти близко к «Туману».

- Боитесь, гады?.. Нас и эскадрой не возьмешь!...

«Туман» все чаще и чаще содрогался от прямых попаданий вражеских снарядов. Уже были пробиты правый борт и каюта командира, повреждена радиорубка, разбит зенитный пулемет, a на мостик все поступали донесения о новых взрывах и новых повреждениях. Старший лейтенант Шестаков едва успевал отдавать распоряжения. Он замечал, с какой яростью и быстротой кидались люди выполнять приказания, и его сердце наполнялось гордостью. Он понимал, что только организованность, дружные действия коллектива, подчинившего свою волю и силу командиру, удерживают корабль на плаву.

IV

Еще в первые минуты боя командир «Тумана» был ранен, но пытался скрыть это от экипажа Перегнувшись с мостика, налегая слабеющим телом на поручни, он следил за всем, что происходило на верхней палубе. Заметив матросов, зачем - то перебегавших с кормы к носовой пушке, Шестаков набрал полные легкие воздуха и как можно громче крикнул:

- В укрытие!... Немедленно в укрытие!

Он уже не слышал взрывов, в ушах стоял непрекращающийся звон, словно бесконечно пела рында «Тумана».

«Хорошо бы продержаться так до конца», - мелькнула мысль, и не то где - то прочитанные или родившиеся в эту минуту слова пронеслись в мозгу, как дуновение раскаленного ветерка: «Держаться до последней минуты, до последнего дыхания. Умереть так, чтобы в душу не проник страх, не тронула трусость, не витала над могилой молва позора... Умереть за Родину ее верным сыном - это счастье!»

Мысль работала молниеносно. Вся жизнь Шестакова напоминала беспрерывный подъем вверх. Все в ней удавалось, все было достижимо... Он взглянул в сторону берега: скалистые очертания уже вырисовывались ярко, но почему - то плыли, двоились, и ему так захотелось крикнуть туда: «Родные берега и бухты, я не покину борт «Тумана», погибну вместе с ним за вас, за все, о чем мечтал и не успел свершить...» Но берега почему - то поплыли в сторону. «Что это, конец?..» Тревожно оглянувшись по сторонам, Шестаков сообразил, что это ветерок опять начал разворачивать тральщик и носовое орудие снова прекратило огонь. Коливайко, лишенный возможности говорить с противником языком огня, грозил в сторону миноносцев огромным кулачищем.

- В укрытие! - крикнул Шестаков артиллеристам.

- Товарищ командир, - отозвался Коливайко, - погибать, так с огоньком!

Вывернувшийся откуда - то из - за надстройки комиссар загремел:

- Кто тут погибает?.. В укрытие! Командир приказал: в укрытие!

Стрельник последним вошел в сушилку, служившую укрытием от осколков. Матросам показалось, будто комиссар с такой силой хлопнул дверью, что задрожала вся надстройка и люди повалились на палубу. Но это разорвался снаряд. Воздушная волна сбила с ног всех, кто находился в сушилке и в котельном отделении. Откуда - то вырвался пар с лохмотьями сажи, и сразу в сушилке стало душно и темно.

Комиссар первым вскочил на ноги и побежал в котельное отделение.

- Живы? - крикнул он, ничего не видя в облаке пара.

- Держим пар, товарищ Стрельник!

- Молодцы!... Держать до последней возможности! До последней возможности, товарищи!

- Есть держать пар до последней возможности!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.