От побегушек - к социалистическому труду

В Гинзбург, И Меерович| опубликовано в номере №223-224, июнь 1932
  • В закладки
  • Вставить в блог

Твой ученик Федя.

Приписка.

И. Е., совсем было забыл о самом важном написать... Я тут с фабзавучной бригадой на неделю в подмосковный совхоз ездил на заготовку овощей.

Мы не только овощи заготовили, но и красный уголок организовали, пионерский отряд из 20 ребятишек сколотили, в ячейке комсомола работу немного наладили, беспартийную молодежь в комсомол вовлекли. Комсомольскую ударную бригаду создали. Наладили красный обоз в Москву и в Сокольнический район привезли.

Там, в Кругу Сокольничьем, торжественно рабочим организациям сдали.

За ударную работу райпо наградило фабзавучную бригаду учебной литературой и ширпотребом.

Так - то, Иван Егорыч. Пиши. Федя.

Ответ Ивана Егорыча

Привет лихому фабзайцу Феде!

Когда я прочел твое последнее письмо, где ты пишешь о своих материальных условиях, и вспомнил о своем учении, то разницу я почувствовал поистине огромную.

Далеки друг от друга наши с тобой впечатления о первых московских днях, большая разница в производственном обучении, но нигде, пожалуй, нет такой ощутительной разницы между моим и твоим ученичеством, как в материально - бытовых условиях.

Ведь если советское правительство заботится не только об учебе учеников, но и о здоровом питании, улучшении быта и о создании здоровой сознательной смены, то царское правительство и фабриканты искали лишь дешевого детского труда, заменяющего более дорогой мужской труд, головы ребят затуманивались попами и прочей братией, чтобы они не поняли хитрости капиталистического обмана.

Начну с нашего жилища. Вы сейчас живете в фабзавучном общежитии, светлом и просторном. Мы жили несколько иначе. Для того, чтобы тебе стало ясно, постараюсь описать нашу берлогу.

Представь себе подвал сейчас на заводе «Буровая техника» - там угольная яма величиной примерно с 15 кв. метров. Низкое помещение, темная лестница. В подвале стоят десять - двенадцать топчанов, один рядом с другим без цепкого промежутка. Кроме топчанов стоят простой деревянный стол и деревянная лавка.

Спали мы по - двое на топчане. Топчаны стоят так тесно, что если ночью один должен, встать, то он перелезает через десять - пятнадцать человек. Тесно, душно. Часть и так набитого помещения занята кузнечным углем. Хозяину неохота строить навес дли него (Виноградов изрядно скуповат), и он не находит другого места для угля, кроме помещения, битком набитого ребятами. У нас и вообще - то помещение не могло похвалиться особой чистотой, а тут когда между углем и кроватью расстояние в десять вершков, и подавно. Уголь насыпают - вся пыль на кроватях и подушках. Ляжешь чистым, умытым, а проснешься хуже негра.

Как проходил наш день?

Пять часов утра. Темно, холодно. Дежурный расталкивает и будит. Хочется спать. Неохота выходить с нагретого места в темную и холодную комнату. Под всякими предлогами урываешь лишние минуты для сна. Но вот один за другим встают ребята, и с последних дежурный тащит одеяло и поневоле приходится вставать.

Встаешь, умываешься, от зимнего холода зуб на зуб не попадает. Умываемся тут же, в подвале, из рукомойника над огромной лоханкой. Конечно брызги летят на пол и постели. Моемся без мыла, - его не давали, - и за отсутствием полотенца вытираемся рубахой. До сих пор не знаю, когда мы бывали чище - до или после умывания. Потом завтрак (сахару давали два куска на весь день и черный хлеб). В семь часов шли на работу. На работе с возрастом, силами не считались. Бывало, двенадцатилетний парнишка тянет два - два с половиной пуда железа или четырнадцатилетнему парню велят бить кувалдой. Ни о какой конечно охране труда думать не приходилось. Кряхтишь, а тянешь. Знаешь, если не сделаешь, будут бить. А били здорово. Насверлишь бывало дырок на боку, подойдет мастер и даст две - три затрещины, да таких звонких, что на весь завод слышно. У тебя конечно - искры из глаз и голова сразу закружится. Но делать нечего, вытрешь рукавом слезы и сверлишь дальше. Только уж если очень обидно бывает, пойдешь в уборную и выплачешься там вдосталь. Тут уже все обиды вспомнишь и по родной деревне погрустишь, да что делать - поплачешь и пойдешь работать.

Слесаря били здорово, нас не жался. Выйдя из ученья, я не раз спрашивал их: «Зачем бьете ребят?». И получал одни ответ: «Нас палкой били, ремнем пороли, а его кулаком ударить нельзя. Небось не бары». И заканчивали обычно: «Для их же пользы бьем - знаешь, за одного битого двух небитых дают»

Так прочно вбили людям в голову, что без битья нет и ученья что подавляющее большинство из них совершенно искренне считали, что ребят не бить - значит не учить. Наши щеки, спины и бока надолго запомнили всю мудрость этой рабской педагогики.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены