Обыкновенная операция

Борис Володин| опубликовано в номере №871, сентябрь 1963
  • В закладки
  • Вставить в блог

Вообще-то Нина Светович собиралась ехать на лечение в Москву, но потом узнала, что в Новосибирске открыли новую клинику и в ней работает профессор Мешалкин, лауреат Ленинской премии, очень известный хирург. И поехала в Новосибирск: все-таки это на три тысячи километров ближе к дому, к Забайкалью.

Самого профессора она видела раза два... нет, три. Один раз он смотрел ее в темном рентгеновском кабинете и два раза — на обходе. Он сказал, что у нее порок не самого сердца, а аорты — очень крупного сосуда, который отходит прямо от сердца. Надо оперироваться...

Нина знала, что надо оперироваться. Для того она и очутилась здесь. Она хотела, чтобы ее оперировал сам профессор, но Мешалкина вызвали на какую-то конференцию в Ригу. Впрочем, к этому времени Нина уже привыкла к клинике и к ее порядкам. Таких операций, как те, что предстояли ей и другим больным, лежавшим в палате, здесь делали много. Их делали разные хирурги — не только профессор, но и его ученики. Для них это была повседневная работа... Она узнала, что ее будет оперировать доктор Медведев. Он довольно молодой с виду, но слыл опытным хирургом. И поэтому Светович была перед операцией спокойна в той мере, в какой может быть спокоен человек, которому должны на операционном столе заменить пораженный болезнью самый большой в его теле сосуд на трубку из пластмассовой ткани.

В тот день я оказался в клинике — приехал накануне в Новосибирск в командировку. Раньше я работал хирургом, и хотя самому мне не приходилось оперировать на сердце, но видел немало таких сложных операций. А поскольку я все-таки уже отвык немного от больничных дел, на меня тоже произвело большое впечатление, что такая операция стала обычной для всех врачей, принимавших в ней участие. Почему это было так, я и хочу здесь рассказать.

Больше двух недель Нину Светович, что называется, «с головы до ног» обследовали хирурги, терапевты, рентгенологи и биохимики. Они точно определили отклонения границ сердца, дыхательный объем легких, состояние нервной системы, количество кровяных шариков и соотношение молекул разных белков в каждом кубическом сантиметре ее крови. Когда все это было сделано, больной занялся низенький молодой доктор; у него была большая черная борода— из-за нее доктор казался еще более миниатюрным. Звали доктора точно так же, как чемпиона мира,— Юрием Власовым, только этот Власов был физиологом.

Ознакомившись со всем, что было записано в истории болезни, Власов-физиолог назначил пациентке новые исследования: без них он не мог сказать своего слова. Он несколько раз сам снимал кардиограммы, определял объем крови, проходящей по сосудам в минуту, и даже количество крови, выбрасываемой из сердца за одно-единственное сокращение. Исследования делались в большой лаборатории, там Светович укладывали на специальный, слегка покачивающийся стол.

Накануне операции в рентгеновском кабинете больной произвели зондирование сердца. Это было исследование самое трудное для врачей и самое неприятное для Нины, хотя его делали с обезболиванием. Медведев провел в бедренную вену больной тонкий зонд. На тусклом мерцающем экране рентгеноаппарата врачам было видно, как движется в теле Светович черная жесткая тень зонда.

...Зонд прошел по ходу сосудов в правое предсердие, и физиолог замерил в нем давление крови. Медведев, напряженно всматриваясь в экран, повернул острие зонда, проколол перегородку между предсердиями точно в том месте, где нет сосудов и нервных узлов. Чернобородый физиолог замерил давление в левых камерах сердца и взял оттуда немного крови, чтобы биохимики определили в ней содержание кислорода.

После этого у Власова оказалось в руках все, что было необходимо для расчетов. Перед операцией он точно знал, чем отличается состояние больной Светович от состояния десятков других больных, страдающих этой же самой болезнью.

В тот день в ординаторской на доске было вывешено расписание предстоящих операций. Против фамилии каждого больного стояли фамилии хирурга, ассистентов, физиолога, врачей-анестезиологов, которые должны давать наркоз и лечить- больного во время операции... Профессор Мешалкин часто повторяет ученикам фразу знаменитого французского хирурга Лериша: «Операция спасает жизнь больного путями, которые могут убить». Он называет анестезиологов «операционными патофизиологами» и еще «поводырями, которые обязаны помочь больному без ущерба пройти через чрезвычайные обстоятельства операции».

Анестезиологов на эту операцию было назначено двое. Старшей была аспирантка Алиса Ровина, круглолицая, миловидная — из-под белого колпака всегда высовывается кончик белокурой прядка и краешки голубых клипсов. Алиса была опытным анестезиологом. Высокий ординатор-первогодок, ее помощник на этой операции, напряженно слушал, как она вместе с Власовым заранее намечала, что и на каком этапе операции они будут делать, какие лекарства могут понадобиться. Они слишком быстро все это обговаривали. Первогодок даже не запомнил всего сразу, а Ровина уже поднялась, пошла по коридору к палате, в которой лежала Нина Светович. Подойдя, она услышала за дверью быстрые шаги и шепот: «Докторша с голубыми сережками идет, кого-то из нас завтра на стол!..»

Медведев кончил мыть руки, вытер их стерильной марлей, и операционная сестра, встряхнув, чтоб расправился лучше, подала ему светло-синий стерильный операционный халат. Здесь были синими и халаты, и простыни, которыми накрывают больных — все тело, кроме небольшой полоски операционного поля, и марлевые салфетки, которые прикрепляют к краям раны. Синими были даже просторные чулки-бахилы, что должен натягивать на ноги каждый входящий в операционную. Только колпаки на головах хирургов были белыми. Их не меняют, входя в операционную. Синий цвет выгоднее для глаз: темная материя не отбрасывает в лицо так много отраженного света, как белая. И это очень важно: ведь каждое движение руки оператора должно быть точным.

...Щелкнули, туго охватив запястья Медведева, тонкие резиновые перчатки. Ассистент подвинулся в сторону, уступая ему место. Глядя в дальний угол операционной, хирург спросил:

— Как наркоз?

Рядом с ним, позади переброшенной через металлическую дугу синей простыни, отделявшей головной конец стола от стерильных локтей хирургов, сидел молодой врач-наркотизатор. Он подумал, что Медведев спрашивает его, и сказал:

— Больная спит хорошо.

Но Медведев будто не слышал ответа и все смотрел в угол: там стоял аппарат-энцефалограф; с его роликов сползала лента, исчерченная кривыми биотоков мозга. Врач, дежуривший у энцефалографа, глянул на ленту и ответил:

— Второй уровень первой хирургической стадии. Медведев протянул руку за скальпелем.

Он работал очень быстро, но один из ассистировавших ему аспирантов был неопытен и не очень ловок. Медведев уже взял у операционной сестры инструменты, которыми должен был раздвинуть мышцы, но отложил их. Он поругивал обоих ассистентов (обоих, чтобы не обескуражить неопытного) за то, что они задержались с перевязкой мелких вен.

— Спокойней... Не бросайтесь... Берите только сосуд...

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены