О синкопе и фокстроте

Так возник фокстрот, какой, собственно, и разумеется под этим лжеученым термином «синкопическая музыка».

Происхождение его, как видит читатель, вовсе уж не такое «неблагоприятное». В буржуазный ресторан фокстрот попал из народного искусства на правах «капусты».

А между тем РАПМовская «теория» гласила: «Фокстрот пришел из буржуазного упадочного кабака, он отравлен злокачественной синкопой, имитирующей ритм полового акта...» Это упрощенчество разводилось в статьях, в выступлениях, в директивах, поскольку, увы, музыка - «дело темное».

Кстати, у наших беспощадных фокстротоненавистников были весьма колоритные союзники на родине этого разлагающего и «отвлекающего от социалистического строительства» танца: из недавно вышедшей у нас блестящей книги Эллена («Только вчера») мы узнаем, что против фокстрота энергичнейшим образом восставали американские... попы. Интересно, что и фашисты в Германии начали свою «культурную» работу с запрещения фокстрота.

РАПМовская танцевальная Политика богата была прямо смехотворными моментами. Остановимся лишь на одном из них.

Вальс считался у нас всегда вполне приемлемым, чуть ли не «созвучным» танцем. Это, видите ли, от того, что он благородного народного происхождения, а в буржуазных салонах и кабаках был освоен в начале XIX о., когда после Великой французской революции буржуазия была еще «восходящим классом» и, стало быть, вполне «здоровой». Конечно, все это сущий вздор.

Салонный вальс возник и получал свою форму в реакционнейшей, феодальнейшей, контрреволюционнейшей Вене, ставшей со времени Венского конгресса «европейским жандармом» на страже против всяких «французских революций», за реставрацию, где только можно, старого порядка... Это была меттерниховская Вена, бросившаяся топить в искусстве свои недавние тревоги и умевшая не только отплясывать штраусовские вальсы, но и оценить музыку... Бетховена.

Это ни в какой мере не значит, что музыка Бетховена «реакционна». Это значит только, что теоретизирование в области идеологических надстроек куда более сложное, чем это представлялось РАПМ, и что общие места и схемы ничего не объясняют и никуда не годятся.

С «идеологичностью» вальса недоразумений вообще не оберешься. Эротизму, чувственности фокстрота, например, противопоставлялись «приличность» и целомудренность вальса Ну, это тоже - как сказать!

Пригляделись мы к вальсу, притупился его определенно сексуальный эффект - и все. А между тем, по чести говоря, еще неизвестно, сколько «идеологический» вальс даст вперед очков «безнравственному» фокстроту, как раз по части чувственности. История, которая, было, исчезла из наших школ, поможет нам и тут разобраться.

Гофман в «Серапионовых братьях» записал нам в поучение любопытную, если не страничку, то «строчку» из истории культуры. Он свидетельствует, до чего потрясены и возмущены были эротизмом ворвавшегося в быт нового танца, вальса, «филистеры» (на нашем языке: «мещанство»). Они просто ошалели, когда на смену церемонным старосветским ригодонам и менуэтам, удерживавшим мужчину и женщину на «безопасном» друг от друга расстоянии, пришел этот греховный вальс.

И гофмановские филистеры не во всем неправы. Они переоценивали «целомудрие» всех этих менуэтов, потому, что еще вопрос, не была ли для разнузданного аристократического общества XVIII в. эта нарочитая сдержанность танца предметом особой утонченности. Но в том, что вальс - чувственный танец, они, конечно, правы, и ничего тут не поделаешь!

Да и никакой беды в том нет ни для вальса, ни для фокстрота, ни для любого «салонного» танца. Если мы выдвигаем это положение не без некоторой полемики и запальчивости, то тому есть причина. Объяснимся хотя бы вкратце.

Дело, конечно, не в фокстроте. Наше социалистическое строительство ничуть не пострадает, если этот легкомысленный танец выпадет из социалистической культуры. Дело совершенно в другом. Дело в том азарте, с каким наши фокстротоеды сделали из фокстрота целую «проблему», в той тяжелой артиллерии, которая из их лагеря палила по этому жалкому воробушку. В нашей культработе прозвучали какие - то монашеские нотки. Откуда бы это?

В этом, думается, сказалось влияние российской просветительной традиции, унаследованной нами от буржуазно - народнической интеллигенции. Последняя всегда была несколько аскетически настроена, особенно когда поворачивалась лицом к «меньшему брату» и организовывала для него какие - то специальные «разумные развлечения».

И это не впервые в истории. Возьмем один самый близкий нам пример.

К. Маркс и Ф. Энгельс в «Святом семействе», разделывая под орех «Бруно Бауэра и К°», находят случай, повод и необходимость обрушиться на «поповство» левого гегелианца Шелиги, пытавшегося отказать танцу в присущем ему моменте чувственности. Это «оскопление» танца вызвало целый взрыв сарказма у великого жизнелюбца К. Маркса (глава V «Критической критики», или же «Критическая критика в лице господина Шелиги» написана Марксом).

«Непосредственное соприкосновение, - елейно бормотал Шелига, - объятие обоих полов, обусловленное образованием пары, дозволено в пляске, так как они вопреки очевидности и действительно («Действительно ли, г. пастор?», - сомневается в скобках Маркс) испытываемому сладкому ощущению все - таки не рассматриваются как чувственные («А, вероятно, как общеразумные?» - иронизирует Маркс) прикосновение и объятие».

«Господин пастор, - парирует этот святошеский пассаж К. Маркс, - не говорит ни о канкане, ни о польке; он говорит... о той категории танца, которую танцуют разве только под его собственным критическим черепом. Пусть он когда - нибудь посмотрит на танец в парижской chaumiere, и его христианско - германская душа возмутится этой дерзостью, этой откровенностью, этой грациозной резвостью, этой музыкой чувственнейшего движения. Его собственное «действительно испытываемое сладкое ощущение» дало бы ему «почувствовать»... - почему танцующие не должны и не смеют... быть в собственных глазах откровенно чувственными людьми, когда они и могут и должны мочь быть таковыми!!!» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. III, стр. 90).

Примечания тут, как говорится, излишни. Поясним только, что канкан - это тогдашний, аналогичный современному фокстроту «эротический» танец. Отметим, что, как видно, и полька принята была в 40 - х годах прошлого века как «чувственный» танец. Подивимся и проницательности Маркса, который разглядел «поповство» в левом гегелианце Шелиге - будущем участнике баденской революции, но умершем в 1900 г. генералом кайзера Вильгельма II.