— А, здравствуйте, Юрий Иванович! – сказала так радушно, будто весь вечер только и ждала его звонка. А сама судорожно листала в памяти списки дальних родственников и случайных знакомых. Юрия Ивановича, сына Ивана Ивановича, в них не было. Кто же это такой и откуда он меня знает?

Юрий Иванович продолжал:

— Простите, Федор Александрович или Ирина Афанасьевна в Москве? Они, кажется, собирались приехать.

— Да, собирались – на мою защиту. Но отец заболел, и мама осталась за ним ухаживать.

— А-а...

Последовала долгая пауза. Я вспомнила наконец: Иван Иванович – знакомый отца, его фронтовой друг. О нем я знала по папиным рассказам. Слышала, что у него есть сын приблизительно моего возраста.

Пауза затягивалась. Мне казалось, что разговор исчерпан, но первой положить трубку было как-то неудобно.

– Дело в том, – снова заговорил Юрий Иванович, – что у меня несчастье... «Бедный, – подумала я, – такой чудесный вечер, а у него... Впрочем, почему он

решил поделиться своим несчастьем именно со мной? Мы ведь знакомы только заочно».

– ...умер папа.

Юрий Иванович снова замолчал. Молчала и я. А что было делать – выражать дежурные соболезнования?

Наконец он произнес:

— Похороны в среду, в старом крематории, в двенадцать дня... Как я поеду, если я почти их не знаю? Как и зачем?

— В среду я занята, к сожалению.

Среда была у меня абсолютно свободна – праздник безделья. И тут же на себя разозлилась: зачем понадобилось врать? Будто я должна была перед ним в чем-то оправдываться.

– Я понимаю, это я просто так, на всякий случай, – будто стал оправдываться Юрий Иванович. – Дело в том, что сейчас лето, в Москве почти никого нет. Я только самым близким... До свидания.

«Он и меня относит к числу близких? – подумала я. – С чего бы это? Я отца-то его раза два за всю жизнь видела...» Тут раздался новый звонок: на этот раз в дверь. Галка!

– Ну, наконец-то! А то уже рыба совсем засохла и торт увял. Разве на улице дождь? – спросила ее, помогая стащить мокрый плащ...

На следующее утро проснулась раньше, чем собиралась, чем могла себе позволить, – многолетний рефлекс. В аспирантуре выработала железный распорядок дня: подъем в шесть тридцать, зарядка, душ, завтрак – все за полчаса. Потом лаборатория, бесчисленные опыты, пробы, неудачи и опять – опыты, опыты... Потом библиотека. И там до предела, до последнего звонка. До колик в мозгу. У каждого аспиранта на столике, рядом с набором ручек – набор разнообразных пилюль. «Тебя не угостить анальгинчиком?» «Да, спасибо. И валидольчиком тоже». Неужели все это позади? Как прекрасна жизнь!

И вдруг: «Похороны в среду. В старом крематории...» Зачем? С какой стати? Я этого человека не знаю: только по рассказам отца.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.