На обрыве

Виктор Потанин| опубликовано в номере №1325, август 1982
  • В закладки
  • Вставить в блог

– О да-да!! – поправилась Нина Сергеевна. – Но если уж честно, товарищи, то за нами – завтрашний день, а за ними – песочек.

– За кем за ними-то? – обиделась Клавдия Ивановна и прикрыла глаза ладонью. Эта ладонь была старая, как сухая кора, по ней шли толстые синеватые жилы. Я перевел взгляд на Олега, но тот от меня отвернулся и уставился в стол. «Что с ним? Таким печальным еще он не был. Таким скучным, подавленным. А может быть, это уже безразличие?.. Ведь мы так давно с ним откровенно не говорили, не спорили...» – Но мои мысли перебила Елена Прекрасная:

– А я вот не боюсь ложиться в песочек. Были бы дети, а так что оставлять.

– Рано-рано вы нас отпеваете, – вздохнула обиженно Феша и подняла кверху голову. Ее невидимые бровки тоже приподнялись, напружинились, и лицо стало похоже на желтую луковку, с которой сдернули кожицу. И голосок тоже вышел обиженный. Она говорила и смотрела на Нину Сергеевну, точно впервые увидела, точно бы изучала: – А если мы сильно не глянемся, то зачем сюда ехала? В таку даль поплелась да из самой Москвы. А зачем? Я бы вот своих внуков тебе не доверила...

– Я бы прямо о них заплакала...

– А хоть прямо, хоть криво, а никогда!

– Да замолчи ты, пустая чернилка! А кому б ты доверила? – Нина Сергеевна даже соскочила со стула. – И Москву ты не трогай, не тереби! Я за нее вот так вот дралась! Я только в институт два раза пыталась, только на третий раз приняли... – Она задохнулась и схватилась за сигареты. А Феша тоже поднялась на ноги и молча смотрела в пол. Так прошла минута, другая. Я оцепенел и почти не дышал. Потом Феша подняла глаза и спросила чужим громким голосом:

– Ты мне объясни, что такое чернилка? – Феша поглаживала щеку ладонью и уже жевала таблетку Клавдия Ивановна поддерживала ее за левый локоть. Нина Сергеевна надула губы и что-то ворчала – не разобрать. Олег показывал мне глазами на дверь, но я прирос к стулу и какая-то странная тяжелая апатия наступала опять на меня.

– Ты объяснишь мне или же так? – Феша громко охнула и схватилась за грудь, и тогда я не вьщержал:

– Да помири ты их, Олег! Ты ж здесь хозяин!

– Сиди, сиди, перемелется. – Он устало махнул рукой, усмехнулся.

– Во-во! Перемелет меня эта старуха, – сказала Нина Сергеевна, и в это время Феша вдруг повалилась и повалилась. Ее уже на лету подхватил Олег и довел до дивана. Нина Сергеевна трясла головой и жадно курила:

– Ой, нервы, нервы! Скоро буду такая же... Быстрей бы вылезти из этой норы...

Над Фешей наклонилась Клавдия Ивановна и поманила глазами Олега:

– Надо бы «Скорую». Где у нас телефон?

– А-а, успокойтесь, – засмеялась Нина Сергеевна. – Когда я училась в Москве, у меня часто шалили нервишки. Но я элениум все глотала. Да-да, помогало. У кого он есть, может, дадим?

– Да уйди ты с глаз! Ты ж ведь ее и довела! – сказал с раздражением Олег, но та уже не слышала его – она звонила по телефону:

– Галочка, сейчас телефон наш займут. Я приду в общежитие минут через двадцать. Ты не спи, будем кофе пить. – Но в это время на рычажок надавил Олег:

– Отойди, надо «Скорую». – Нина нехотя отдала ему трубку:

– Нашелся, слава богу, брат милосердия. Я тебя, Олежка, больше в упор не вижу... Товарищи?! А где же музыка? Мы, что ли, больше не будем...

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены