«Музыку надо писать сердцем»

Юрий Беспалов| опубликовано в номере №1225, июнь 1978
  • В закладки
  • Вставить в блог

– Меня давно интересует музыка Армении. Нет ли у вас ее образцов?

– С собой, к сожалению, нет. Но, если позволите, я пришлю их вам через 2 – 3 дня...

– Меня очень интересует народная музыка, – повторил Роллан, делая ударение на слове «народная».

Горький стоял в стороне, курил и вдруг бросил реплику:

– Композиторы, изучайте фольклор! Фольклором надо всерьез заниматься. Фольклор – начало начал!

У меня до сих пор в ушах звучит глуховатый голос Алексея Максимовича: «Композиторы, изучайте фольклор!»

За пять лет после окончания консерватории я успел написать музыку к четырем кинофильмам, к двум театральным постановкам, ряд инструментальных пьес. И вдруг... война.

Вспоминаю первые ее дни, когда с утра и до позднего вечера пропадал в Союзе композиторов. Из всех комнат и помещений доносились звуки песен, военных маршей: композиторы и поэты несли сюда свои новые произведения, посвященные патриотической теме борьбы против фашизма. Именно к песне, этому наиболее гибкому и «Оперативному» жанру музыкального искусства, в первые же дни войны обратились советские композиторы. Мне запомнились некоторые данные, поступавшие в союз в виде своеобразных «фронтовых музыкальных сводок». За первые два дня войны только московские композиторы и поэты создали свыше сорока песен, к четвертому дню их было написано уже больше ста, и среди них «Священная война» A. Александрова, ставшая музыкальным выражением сути Великой Отечественной войны. Духом истинного патриотизма были проникнуты песни, созданные в порыве вдохновения B. Соловьевым-Седым, М. Блантером, А. Новиковым, И. Дунаевским, В. Захаровым. Ни на один день во время войны не прекращалась деятельность советских музыкальных театров, филармонических организаций, радиостудий. Даже налеты фашистской авиации на Москву не могли нарушить обычную музыкальную жизнь столицы.

Осенью 1941 года, когда гитлеровские орды рвались к Москве, я вернулся к работе над балетом «Счастье», написанным еще в 1939 году. Сегодня может показаться странным, что в те дни суровых испытаний могла идти речь о балетном спектакле. Война и балет? Понятия действительно несовместимые. Но, как показала жизнь, в моем замысле отобразить в музыкально-хореографической форме тему великого всенародного подъема, единения людей перед лицом грозного нашествия не было ничего странного. Балет был задуман как патриотический спектакль, утверждающий тему любви и верности Родине. Исполнили его артисты Ленинградского театра оперы и балета имени С. М. Кирова, находившегося в то время в Перми. 3 декабря 1942 года там же состоялась премьера моего балета «Гаянэ».

Конец войны застал меня за работой над Гимном Армянской ССР, симфоническими пьесами, музыкой к кинофильмам. К созданию музыки для кино я вообще отношусь неравнодушно. С удовольствием работал над фильмами «Салават Юлаев», «Русский вопрос», «У них есть Родина», «Секретная миссия», «Адмирал Ушаков», «Корабли штурмуют бастионы» и другими.

Послевоенные годы ознаменовались для меня многими важными событиями. Я стал профессором Московской консерватории по классу композиции, начав, таким образом, педагогическую работу, сочинил ряд больших произведений (в том числе балет «Спартак»), начал дирижерскую деятельность. Стать дирижером я мечтал еще в молодости. Найти контакт с артистами оркестра, повести их за собой, добиться того звучания музыки, которое живет в твоей душе, – что может быть привлекательнее для композитора! Я несколько раз принимался за изучение трудного дирижерского искусства, но постоянная занятость, многочисленные творческие и общественные обязанности не позволяли вести эти занятия с должным усердием. Я уже готов был отказаться от своей мечты встать за дирижерский пульт, но неожиданно помог случай. В феврале 1950 года ко мне обратились устроители вечера, посвященного встрече избирателей с кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР академиком Сергеем Вавиловым, с просьбой продирижировать отрывками из сюиты «Гаянэ» и финалом моего скрипичного концерта. Предложение было заманчивым. Я долго колебался, прежде чем сказал «да». Но, сказав это «да», я на несколько дней потерял покой и сон – уж очень ответственным представлялось появление перед публикой в роли дирижера. К счастью, концерт прошел как нельзя лучше, и академик Вавилов взял с меня слово, что отныне я буду выступать и в качестве дирижера. Слово это я сдержал. После ряда авторских концертов в Москве летом 1951 года я совершил большую концертную поездку в Армению и Грузию, где дирижировал филармоническими оркестрами. Не оставляю дирижерскую палочку и сейчас и всякий раз, становясь перед оркестром, вспоминаю разговор с одним моим другом-композитором. Он как-то спросил меня: «Скажи честно, ты дирижируешь или машешь?» Я ему с улыбкой отвечаю: «Что ты, машу, машу». А он все продолжает допытываться': «А как ты разговариваешь с музыкантами? Мне вспоминается, как один дирижер остановил оркестр и обратился к кларнетисту: «Дорогой друг, вы не так играете свое соло. Здесь, знаете ли, шелест леса, вокруг облака плывут, герой встречает героиню – такая вот идиллическая картина». И долго в таком духе рассказывал. А кларнетист смотрел на дирижера, вытаращив глаза, и, когда тот кончил, спросил: «Так, значит, маэстро, играть меццо форте?» «Скажи, – добавил мой друг, – ты тоже так разговариваешь с оркестрантами?». Я ответил: «Извини, но насчет того, машу я или дирижирую, это ладно. Но разговариваю с оркестром я на профессиональном языке: говорю, какой частью смычка играть, какими приемами и штрихами пользоваться, и даже показываю, какая аппликатура должна быть у медных духовых, потому что сам когда-то играл на многих инструментах».

Мое первое зарубежное выступление в качестве дирижера состоялось в Италии. Итальянская критика тепло приняла меня, назвав, очевидно, по неведению, «опытным маэстро». Этот весьма лестный эпитет придал смелости, и с тех пор все зарубежные поездки я стал совмещать с авторскими концертами.

Каждый прожитый день оставляет во мне разнообразные впечатления. ставит новые, подчас непростые задачи. И я благодарю судьбу за то, что характер моей профессии композитора и педагога создает широкие возможности для тесного общения с людьми. Много, очень много встреч с талантливыми людьми было на моем жизненном пути. Расскажу вкратце о некоторых из них, состоявшихся в последние десятилетия.

Летом 1965 года, во время пребывания в Швейцарии, я познакомился с Чарли Чаплином. В свои 76 лет он был молодым, необычайно подвижным, излучающим сердечное тепло человеком. Незабываема его добрая, чуть застенчивая улыбка. Как известно, Чаплин сам сочинял музыку к своим кинофильмам. Естественно, я попросил его сыграть что-нибудь из его сочинений. Хозяин не заставил себя долго просить, очень решительно подошел к роялю, поднял крышку, придвинул стул, примерился... Этим дело и кончилось. Но сценка была разыграна изумительно.

Вспоминаю 90-летие Яна Сибелиуса. Патриарх финской музыки жил в деревушке Сироми, куда я и отправился тотчас по прибытии в Хельсинки. Конечно, я знал, что композитор был дружен с Римским-Корсаковым, Глазуновым, Лядовым, прекрасно знал русскую музыку и живо интересовался ее современным развитием.

– Что нынче пишут ваши композиторы? – спросил меня Сибелиус, протягивая коробку с сигарами. Я тогда не курил и, естественно, отказался. А спустя несколько дней один из финских друзей выразил мне свое удивление: как я мог отказаться, если сам Сибелиус предлагал сигару. Я объяснил, что считаю Сибелиуса живым классиком, что семь его симфоний являются великолепным вкладом в скандинавскую школу, что все композиторы мира справедливо гордятся им. Я привел, кажется, самые серьезные доказательства моего уважения к Сибелиусу. И все равно меня так и не простили.

А разговор с Сибелиусом был очень интересным. «В современной музыке много хаотически странного, неприемлемого, – говорил он мне. – Кто сочиняет музыку головой, кто – ногами, а надо – сердцем ».

Да, это так... Я побывал в десятках стран мира, наслушался досыта так называемой додекафонической музыки. Слушал и думал – вроде концерт, вроде все, как везде, а музыки нет. И вспоминал Сибелиуса: «Музыку надо писать сердцем».

И сегодня мне хочется пожелать читателям журнала «Смена», всем молодым людям моей страны: «Любите музыку, чаще встречайтесь с ней, не забывайте ее ни в горе, ни в радости, пусть она будет вашей спутницей на протяжении всего жизненного пути».

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

400 тысяч ситуаций

С первым секретарем Душанбинского городского комитета КП Таджикистана Гульджахон Бобосадыковой и первым секретарем Центрального комитета ЛКСМ Таджикистана Абдужабором Саторовым беседует специальный корреспондент «Смены» Валерий Евсеев