Ни одно стихотворение, когда-либо мною написанное, ни одно слово, произнесенное за всю мою жизнь, ни один из выкриков, которые я когда-либо бросал: «Я величайший», «Я самый прекрасный». «Я никогда не буду побежден», «Он надет в пятом!» – ни – одна моя выходка, порождавшая все новых враги» и все новых друзей, – ничто так сильно не повлияло на мою жизнь, как стихотворение, прочитанное мною по Центральному телевидению одним теплым февральским днем в Майами в (966 году.

Я готовился тогда в третий раз защищать шанпе чемпиона мира в профессиональном боксе. На этот раз против почти двухметрового Эрни Террелла, прозванного Спрутом за его излюбленный прием обхватывать руками противника, обезвреживая тем самым его удары и сжимая его до полусмерти.

В тот день я вышел в палисадник небольшого серого коттеджа, который мои белые покровители арендовали для меня в негритянской части .Майами. Там меня поджидал репортер с телевидения, подосланный разузнать о моей реакции на то, что призывная комиссия решила перевести меня из состава – У, дающего право на отсрочку, в I – А, то есть теперь я подлежал немедленному призыву в армию.

Я ему ответил: «Мне нечего делить с Вьетконгом». Позже, когда меня стали постоянно донимать подобными вопросами, я зарифмовал свой ответ:

Сколько ни спрашивайте меня

О Вьетнаме,

Всегда один огвет получен будет вамп:

«Ни С кем не ссорился

Я во Вьетнаме».

Конечно, я сказал тогда больше, гораздо больше, я говорил весь вечер, но. наверное, люди хотели услышать от меня именно эти слова. Они выламывались из газетных заголовков по всей Америке и за океаном – в Лондоне. Париже. Берлине. Цюрихе, Мадриде. Гонконге. Риме, Амстердаме. II много лет спустя вокруг меня все еще отдавалось их скандальное эхо.

После того, как уехали эти репортеры, и решил прокатиться в Майами-Бич пообедать, а когда вернулся, мой брат уже ждал меня на пороге. Он украдкой подал мне знак, чтобы я как-то избавился от репортеров, следующих за мной по пятам. «Все время звонят, – успел прошептать он, когда я проскользнул мимо него в дом. – Они взбесились».

У нас было три телефона, и все три звонили. Я поднял трубку у ближайшего.

«Постой, – пытался удержать меня брат. – Дай я отвечу. Они все сошли с ума».

Но в этот момент я уже слышу тяжелый, злобный голос на другом конце линии: «Это ты, Кассиус?» «Нет, сэр, – ответил я; мне хотелось, чтобы он по крайней мере нравна» мое истинное имя. – Это Мохаммед Али».

«Мохаммед, Кассиус – как бы ты себя там ни называл, я слышал, что ты сказал по телевизору* – закричал он. – Ты трусливая черномазая крыса!.. Если бы у меня была бомба, я бы взорвал тебя к чертовой матери! У меня есть что сказать таким, как ты!»

Я повесил трубку и взял телефон, который протянул мне мой спарринг-партнер Коди Джоунс. Сначала послышалось лишь тяжелое сопение. Затем: «Ты подохнешь, черномазый, прежде, чем наступит утро. Ты за все поплатишься смертью», – и еще более грозное сопение.

Действовали первыми те, кто всегда хотел, чтобы я исчез со сцены. И первые звонки раздавались чаще всего из белой части Майами. Но как только новость распространилась через все временные зоны, раздались и другие голоса: «Великолепно!», «Давно пора было кому-нибудь это сказать» и «Самое время заговорить об этом».

В последующие дни звонки раздавались из Канзас-Сити, Сент-Луиса, Лас-Вегаса, Нью-Йорка, Филадельфии. Домохозяйки, интеллигенты, простые работяги, голоса которых я никогда не слышал, разве что в моменты моих сокрушительных ударов на ринге, благодарили меня за мои слова. Студенты звонили из университетских городков, настоятельно приглашая меня приехать к ним и выступить. Я попал в странное и непривычное для меня положение. Никак к тому не стремясь и в общем-то даже и не желая того, я стал важной частью общественного движения, о существовании которого я, можно сказать, ничего не знал.

В течение многих дней я разговаривал с людьми из совершенно иного мира. Людьми, которые даже и не интересовались спортом, тем более профессиональным боксом. Один из них особенно мне запомнился. Это был замечательный человек лет на 70 старше меня, но с таким живым и непредвзятым взглядом на мир, который вряд ли встретить у белого человека в Америке.

Мой брат, Рахман, передал мне телефонную трубку со словами: «Телефонистка говорит, что какой-то Бертран Рассел вызывает Мохаммеда Али». Я взял трубку и услышал твердую, отрывистую речь англичанина: «Это Мохаммед Али?» Удостоверившись, что это я, он спросил, правильно ли меня цитируют в прессе.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.