Но кто в этом виноват? Почему не говорим правду в глаза? Стесняемся? Но ведь стыд этот ложный. Более того, он способствует зарождению чувства безнаказанности. Той безнаказанности, расплачиваться за которую приходится тем, кто честно делает свое дело.

— Что это за чудо такое?

— Как ее зовут?

— Сколько ей лет? — наперебой расспрашивали меня парни в спецовках, видевшие, как на заводском дворе я только что разговаривал с Милочкой.

Я уже привык, что ею интересуются. Даже незнакомые нам ребята из других цехов ходят в столовую далеко не кратчайшей дорогой, чтобы пройти мимо нашего цеха — вдруг повстречают Милочку.

На нее обращали внимание все. Она шла по заводскому двору с гордым и независимым видом, а я, глядя ей вслед, охотно отвечал ребятам, что это за чудо, как ее зовут и сколько ей лет. Зовут ее — Людм... нет, никак не могу выговорить «Людмила», все равно что ребенка назвать полным именем или пушистую игривую киску не Муськой, а Марией. Так уж и назову, как все называют, — Милочка. Работает она секретаршей начальника нашего цеха. Если официально (что тоже очень сложно, когда речь идет о Милочке), секретарем-машинисткой. На вопрос о возрасте я отвечаю обычно: четырнадцать лет. Зрительно это вполне правдоподобно: маленькая, хрупкая, с нежной кожей. На самом деле ей скоро двадцать.

Милочка не обращает внимания ни на кого. Особенно, если это парни нашего завода. Если уж мне и выпадает честь перекинуться с ней парой слов, то лишь по той причине, что работаем мы с ней в одном цехе, и мне, как «итээру», доступ в кабинет начальника, а значит, и в приемную, где сидит Милочка, открыт постоянно.

А сейчас, отвечая на расспросы парней, я шел на свой участок. Наиболее назойливый проводил меня до самой конторки, и лишь когда я ответил: «Есть у нее муж, есть. Только еще пионерский галстук носит», — улыбнулся, отстал. Поднявшись в конторку, я увидел, как Сан Саныч, начальник участка, сидит за печатной машинкой, долго ищет нужную букву, тычет в нее указательным пальцем, ищет следующую...

— Саныч! Обедать-то пойдешь?

— Не до того сейчас, — бубнит в ответ начальник участка. — Отдел охраны труда за глотку берет. Если завтра не сдадим на подпись инструкции по технике безопасности, премии нам с тобой не видать.

— Но без обеда тоже нельзя, — помогаю ему найти нужную букву, — сходи, а пока я попечатаю.

— Ты не умеешь.

— Будто ты умеешь.

Сан Саныч пошел, в нерешительности оглядываясь, а я уже нажимаю нужную букву.

К его возвращению заканчиваю печатать первый лист, но с таким обилием помарок, что невольно задумаешься: может ли в цехе быть на высоте техника безопасности, если инструкции по ней в таком состоянии?

Состояние Сан Саныча, когда он вошел, было еще плачевнее. Расстроенный, выронил только два слова:

— Брак идет.

Этих двух слов достаточно, чтобы бросить все — инструкцию, печатную машинку, премию, телефонную трубку, что угодно — и бежать на участок, искать, почему пошел брак, устранять, ругаться, требовать и не возвращаться без победы. Но Сан Саныч остановил меня:

— А инструкции?

Во взгляде было что-то умоляющее. «Все-все для тебя сделаю, — говорили его глаза, — только...»

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.