Всю ночь она летала.

Так летают в детстве, когда растут, когда наутро у подушки рождественский подарок, или первый снег за окном, или первая капель и запах матери. Задолго до пробуждения Лику охватило ощущение сбывающейся ну вот-вот радости. Она проснулась легко и спокойно, без следа вчерашних смятений, космического одиночества, усталости и вопросов. Удивилась перемене, стала припоминать ее причину и все опасалась: приснилось... не было ничего...

Но опасения не подтвердились.

Вот она, осененная, бежит к кинотеатру. Вот с обрадованным, вконец оттаявшим и обалдевшим Гарькой едет в его «дом», говорит с воспитателями, а он норовит держаться все подле нее или томится за дверью, пока Лике объясняют порядок усыновления и рассказывают о нем. Гарька не отпускал, тянул ужинать с собой, и Николаевой пришлось «дать зуб», что завтра («Сегодня! Уже сегодня!) она повезет его к себе в гости.

А вот Лика увидела себя в универмаге, она выбирает для него ковбойку повеселей, джинсики с блестящими заклепками и с лошадью на заднем кармане.

...Комната еще спит, и Николаева, не зажигая раннего осеннего света, скользнула в коридор. Заново и так же остро, как вечером, она ощутила незнакомый прежде и радостный прилив сил. Они пришли к ней, они требовались для Гарьки. Словно ее магнит вдруг насытился новым и сильным зарядом электричества. Новая энергия, обновление сразу же отразились у нее на лице, в глазах и стали видны окружающим. На нее глядели. Нет, не просто скользили взглядом, а глядели, присматривались.

Она обнаружила: этот мир добр.

Гордая покупками, Лика встретила около универмага Ольку. – Привет, гулена, ты куда? – И Олька потащила ее к друзьям, спортсменам, в большую гулкую комнату их общежития под стадионом. Туда мог прийти всякий, но с условием: принести с собой песню. Человек тридцать набилось в тот вечер, гитара не смолкала, а бутылка, «сухого» так и простояла весь вечер неоткупоренной – и без того было весело. Лика заразилась от ребят и девушек спортивного вида духом товарищества, тоже стала простой и свойской, и пела с ними чудные и чудные песни, каких еще не передавало Всесоюзное радио. Ах, что это был за вечер, лишь школьные балы могли соперничать с ним!

Они с Олькой вернулись в общежитие поздним вечером, переговариваясь и напевая друг другу полюбившиеся строчки, и все успевающая, самоуверенная Олька была впервые близка и понятна. А бригада затараторила с участием, как незаслуженно обиженному человеку о том, что искали, волновались, пилили Григорыча за бездушие... и об отгулах и об отпуске... Николаева улыбнулась, качнула весело головой: мол, да ладно вам... И Олька поддержала:

– Ну, было, и хорош!

И вот ранним рассветным утром поздней осени Лика пустила воду из крана и подмигнула себе в зеркало.

– Николаева, – появилась в дверях вахтерша, – там к тебе.

– Кто?

– А я знаю? Ну, парень... Да видный такой.

Вот так началось это новое утро. Внизу ждал тот самый водитель «газика»:

– Эт я, привет. Слышь, у нас там диспетчер нужен – во! Работа непыльная, а хлопцы – не соскучишься. Валяй, а?

Лика, поблагодарила и обещала подумать. Вовка потоптался, следя сапогами. Вахтерша делала вид, что дремлет.

– Ну и вообще, – помялся он. – Ты давай к нам заглядывай. С Галкой познакомлю. А, здорово мы вчера с тобой!.. Или вот в театр сегодня идем – давай и ты с нами. Лады?

И облегченно ответил за нее:

– Лады. Так я заскочу. Ледяная-ледяная вода в кране.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.