Магнитное поле

Василий Фартышев| опубликовано в номере №1150, апрель 1975
  • В закладки
  • Вставить в блог

«Некрасивая», – сказала она себе, глядя в зеркало. Узкие губы, толстый нос и рядом, вплотную, впритык к переносице, глупейшие глаза. Маленькое пенсне, а не глаза, а глаза – там где-то... НИВ «Некрасивая!» Она впервые не только поняла это – она увидела, и почувствовала, и осознала это впервые до такой степени, что села тут же на корточки, зажмурилась, чтоб не зареветь от обиды, нанесенной чудовищной, непоправимой несправедливостью. С детства и до сего дня Лика верила в сказку о гадком утенке. Она-то знала, какова она на самом деле, там, внутри, глубоко, она-то ощущала свое настоящее лицо, то, что называют по-разному: «я», «душа», «сердце», но все неточно: это-то и есть лицо, истинное, первородное, разница лишь в том, что у одних, счастливчиков, оно выступает наружу, а другие так всю жизнь и носят его в себе.

К умывальне подходили заспанные фабричные девчонки, вчера было воскресенье, по голосам и позевыванию слышно было: подгуляли. Зинка басила еще из другого конца коридора:

– А он говорит: «Куда?», – а я говорю: «Эт ты, милай, знать должен, куда», – а он говорит: «Я-ть тож общепитский-общежитский», – а я ему: «На дворе, мол, сплошная простуда...»

Отвращение к толстой, яркогубой, вечно везучей Зинке отвлекло Лику от отвращения к самой себе. Она поднялась, пустила воду из крана, чтоб умыться той, какая еще не застоялась, не согрелась в трубах общежития. Между бетонными стенами и потолком уже гуляло с прицоком Зинкино эхо:

– А парни, мать, они сговорчивых любят. Нынче сюли-пюли некогда разводить. Разборчивая? Ну и отдыхай, привет тебе горячий!

Лика ненавидела в ней все: пестроту платьев, чужой, неженский запах, походку, голос, лицо, тело – хоть Зинка никогда не могла бы обидеть ее, хоть никаких причин не было ненавидеть. Лика же не умела рассказывать о таких пустяках, какие без умолку болтала та, а остальное, важное, или вовсе не укладывалось в слова, или занимало их так мало, что и говорить-то не стоило. Лика не умела или не могла многого из того, что ее соседки по цеху или общежитию делали легко и бездумно. Грубо шутить с грубыми парнями. Находить платье по вкусу. Экономно, с расчетом расходовать деньги. Легко плакать и просыхать от слез. «Гулять».

Рассветным утром поздней осени Лика, плеща в лицо ледяными брызгами, захолаживая это чужое, дерматиновой кожи ненавистное лицо, угнетавшее ее настоящее «я», сделала второе открытие: она чужая здесь. С ней говорят, видя не ее, а «эту», никто не знает, не даст себе труда узнать, что у нее там, внутри, и эта жизнь, работа, вечер в клубе, комната на четверых ничуть не изменятся, если она оставит их... Может, ее исчезновения даже не заметят... Все пойдет точно так же, окажись на ее месте другая...

– Шевелись, ты! – шлепнула ее полотенцем Олька, соседка по комнате. «Зачем?» – хотела было спросить Лика, но Олька уже вышла, торопясь на смену. В комнату она вошла последней. Девчонки, на ногах, «штукатурились» перед зеркалом, жевали бутерброды, впрочем, автоматически, без особого аппетита; и Лика вдруг остро ощутила полнейшую бессмысленность каждого их действия, всей жизни. Ее подмывало спросить: зачем они живут здесь, зачем бегут, боясь опоздать, к проходной, зачем заблаговременно запасают эти бутерброды с одной и той же вареной однотонной колбасой?.. Зачем «штукатурятся» или накручивают в пятницу волосы на бигуди и ходят, обмотав шишковатые головы тюрбанами из полотенец или платков? И как это они сами не замечают, что изо дня в день, из недели в неделю происходит одно и то же, одно и то же, а они бегут, бегут... Хотят нравиться зачем? Чтобы выйти замуж – зачем? Нарожать детей – зачем?

Они говорят о парнях, танцах, новой пластинке, выработке и зарплате – зачем-зачем-зачем? А главное: зачем она, Лика, здесь, среди них, на чужой койке, в чужом платье, с чужим лицом, зачем?

– Здрасьте! – Олька сделала руки в боки. – Размечтались, девушка? Что ли тебе отгул дали!

Нет, отгула ей не давали.

Она сунула свой бутерброд в карман куртки и пошла по давным-давно известной дорожке: три лестничных пролета, триста метров бетонного тротуара, домик-проходная, сотня шагов до цеха. Светает. Через несколько дней зима. День станет еще короче, и жизнь вовсе покажется с овчинку.

– А ну, бабоньки, веселей, шевелись давай! – встретил девчат Григорыч, бригадир.

Лика тысячу раз слышала эти, одни и те же слова. "Она могла продолжить их: «Подзагуляли? То-то видать. Молодежь: вечор не найдешь, наутро не добудисься». Григорыч не менял своей шутки, как старые люди не меняют своих привычек.

– Хоть бы новое что сказал, – неожиданно для себя бросила, не глядя на бригадира, Лика.

– Чего?! – оторопел тот. – Молчунья! Красавина!

– Репертуар твой надоел. Ну куда, куда «шевелиться»?

Слышать ответ было так невыносимо, что она, не обернувшись, хлопнула перед ним дверью раздевалки. Тут резко пахло нитролаком, с годами резкость стачивалась, проходила, только новички на первых порах бледнели. Это был дух негнущейся спецухи, респираторов, дух, насквозь пропитавший и кофты и платья, въевшийся в кожу и волосы... Лика давно сжилась и с этим, но сегодня запах был особенно резким, и она вспомнила, как в отпуске в жарком автобусе на юге на нее косился и принюхивался к ней парень-сосед.

Девчата, только что бессмысленно одевавшиеся в общежитии, теперь раздевались и напяливали на себя эти ссохшиеся, ломкие, потрескивающие штаны и куртки, меняли прокладки в респираторах, разбирали пульверизаторы и шланги. Григорыч подключил компрессор, заправил смеситель и поторапливал из цеха. Было слышно, как на автокаре подвезли первую стопу древесных плит, как весело поругиваются, здороваясь, грузчики, и звук опускаемого подъемника... Вот отъехали, звякнув на еле заметном заасфальтированном пороге... Загудел вентилятор... Лика открыла, что зрение ей вовсе ни к чему: она все может делать на ощупь, на слух, даже водить пульверизатором над плитой. Она знает всех девчат по голосам, по рукам и платьям, по дыханию за спиной... Она все уже знает наизусть, как прибаутки бригадира, навязшие в зубах.

– Так вот, Николаева, – строго встретил Лику Григорыч, – торопиться нужно, чтобы выполнить план...

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены