Лермонтов и Пушкин

Д Благой| опубликовано в номере №322, октябрь 1939
  • В закладки
  • Вставить в блог

Через несколько дней после трагической гибели Пушкина сперва по Петербургу, а затем и по всей стране стали с необыкновенной быстротой распространяться списки стихотворения «Смерть поэта». «Навряд ли когда - нибудь в России стихи производили такое громадное и повсеместное впечатление», - вспоминал по этому поводу один из современников. Стихотворение это явилось обвинительным приговором убийцам Пушкина, высокопоставленной царской челяди, «жадною толпой стоящим у трона, Свободы, Гения и Славы палачам», как с неумолимой резкостью и прямотой называл их автор стихов. Не удивительно, что Николаю I стихи эти были представлены с красноречивой надписью «Призыв к революции». Автор «Смерти поэта», никому дотоле неведомый двадцатидвухлетний гусарский офицер Михаил Лермонтов был арестован и сослан на Кавказ. Так ссылкой началась общественно - литературная деятельность нового поэта.

И Пушкина и Лермонтова с самого начала их жизненного и литературного пути роднят одинаковые политические настроения.

Подобно автору «Вольности» и «Кинжала», Пушкину, Лермонтов с самого начала поэтической деятельности резко отрицательно относится к самодержавно - крепостническому строю. «Есть суд земной и для царей», - восклицает он в стихотворении 1830 года, приветствуя июльскую революцию во Франции.

Лермонтов убежден, что и в России недалек час народного восстания - день, «когда царей корона упадет», когда по всей стране пройдет «мощный человек» с «возвышенным челом» и «булатным ножом в руке».

О том, насколько идейно близки друг другу были Лермонтов и Пушкин, свидетельствует еще одно обстоятельство. В 1832 - 1834 годах юноша Лермонтов набросал роман «Вадим», который остался неоконченным. Примечательно прежде все то, что содержание «Вадима» тесно связано, как и «Капитанская дочка» Пушкина, с пугачевским восстанием. Мало того, и Лермонтов и Пушкин затрагивают одну и ту же тему: изображается дворянин, перешедший на сторону Пугачева. Напомним вкратце сюжет «Вадима». В романе изображен богатый и надменный помещик Палицын, жестокий крепостник, самодур и сластолюбец. У Палицына был «добрый сосед»; оба были страстными охотниками. Они жестоко поссорились по совершенно пустому поводу - по «собачьему» делу: собака соседа обскакала собаку Палицына, сосед посмеялся над ним. Палицын решил примерно наказать соседа: «...открыл старинную тяжбу о землях и выиграл ее и отнял у него все именье». Сосед, умирая, проклял его и завещал свою ненависть сыну Вадиму. Ради мести «семейству злодея» Вадим и присоединяется к восставшим. Нельзя не видеть, что все это чрезвычайно, подчас до полного совпадения, близко к фабуле повести Пушкина «Дубровский». Поразительнее всего то, что «Вадим» начат в том же, 1832 году, когда написан и «Дубровский». Замысел повести о дворянине, перешедшем на сторону Пугачева, возникает у Пушкина годом позднее, в 1833 году. Несомненное сюжетное сходство лермонтовского «Вадима» с «Дубровским» и «Капитанской дочкой» невольно подсказывает мысль: не написан ли «Вадим» под влиянием повестей Пушкина? На самом деле этого не было и не могло быть. Пушкин и Лермонтов вовсе не были знакомы друг с другом; Пушкин даже и не подозревал о существовании своего младшего современника и восторженного поклонника; опубликованы же все три произведения были через много лет после их написания. С полной уверенностью можно сказать, что ни Лермонтов, создавая «Вадима», ничего не знал о «Дубровском», ни тем более Пушкин, работая над «Дубровским» и «Капитанской дочкой», - о «Вадиме». Следовательно, ни о каком влиянии или заимствовании говорить здесь не приходится. Но это для нас еще более важно, чем если бы мы такое влияние обнаружили.

В начале тридцатых годов по России прокатились народные волнения, так называемые «холерные бунты». Они имели место в Москве, в Петербурге, в Новгородских военных поселениях. Пушкин, как мы знаем, чрезвычайно остро реагировал на них, видя в них своего рода рецидив пугачевского движения. Непосредственные отклики Лермонтова на эти «бунты» до нас не дошли, так как переписка его почти не сохранилась. Но то, что в его юношеском романе изображено пугачевское восстание, достаточно знаменательно. Разорение по суду богатыми помещиками своих бедных соседей было в русской действительности того времени явлением весьма распространенным. Судебное решение, по которому имение Дубровского перешло к Троекурову, представляет собой подлинный юридический документ. Пушкин ввел его в повесть, предварив его следующими словами: «Мы помещаем его вполне, полагая, что всякому приятно будет увидеть один из способов, коими на Руси можем мы лишиться имения, на владение коим имеем неоспоримое право». Лермонтов ничего не знал о том судебном деле, которое послужило Пушкину материалом для фабулы «Дубровского», но фабула его «Вадима» также основана «на истинном происшествии»: бабушка рассказала ему об аналогичном случае, происшедшем во время восстания Пугачева. Таким образом, и Пушкину и Лермонтову сходные фабулы их произведений были подсказаны действительной жизнью. Творческое внимание обоих писателей было направлено на одни и те же явления русской действительности. Оба выбирали из нее однородный материал и истолковывали его во многом одинаково.

Пушкин и Лермонтов занимают одинаковую позицию по отношению к обществу - «к свету», т.е. к царскому двору и дворянской аристократии, среди которой оба вращаются. Это была позиция вражды, осуждения, непрерывной, то потаенной, то открытой ожесточенной борьбы. И опять - таки общие причины порождают общее следствие: оба поэта падают жертвами этой борьбы, трагически, безвременно гибнут при схожих во многом обстоятельствах.

Враги, убившие Пушкина - двор, аристократия, - были кровными, непримиримыми врагами и для Лермонтова. Именно этим объясняется та потрясающая сила, которую обрели стихи Лермонтова на смерть Пушкина, Именно это сделало Лермонтова выразителем настроений всех передовых людей того времени, подняло его личную боль и скорбь по поводу великой литературной утраты на высоту могучего социально - политического протеста, сделало его стихотворение о погибшем поэте одним из самых сильных «вольных» стихотворений нашей поэзии.

Стихотворение Лермонтова не только потрясло современников силой своего гражданского негодования, но и поразило их замечательным словесным чеканом. Таким могучим, энергичным, разящим стихом до этого мог писать только Пушкин.

В лице Лермонтова в русскую литературу действительно пришло дарование такого же огромного размаха, таких же могучих творческих возможностей, как и гений Пушкина. Необычайно стремителен был творческий рост Пушкина. У Лермонтова он достигает такой же, если не большей силы. Лермонтов умер десятью годами моложе Пушкина. Между тем за двадцать семь лет своей жизни он сумел создать изумительные шедевры в самых различных областях литературного творчества. Он не только стал великим поэтом - лириком, но и дал образцы такой прозы, о которой другой наш величайший прозаик, Гоголь, с полным правом мог отозваться: «Никто еще не писал у нас такой правильной, прекрасной и благоуханной прозы». Пробовал Лермонтов себя и в драматургии и если не успел написать своего «Бориса Годунова», то недаром такой чуткий и проницательный критик, как Белинский, незадолго до смерти Лермонтова находил в нем все задатки будущего великого драматурга. Как и в Пушкине, в Лермонтове поражает огромный размах его творческой эволюции. От романтики ранних стихов и поэм, от сосредоточенного субъективизма «Мцырей» и «Демона» Лермонтов приходит к широкому реалистическому показу людей и событий, к большим эпическим полотнам: «Песне о купце Калашникове» и «Герою нашего времени». Он, как и Пушкин, с одинаковым совершенством владеет всеми струнами словесного мастерства: от воздушнейших, где слово почти растворено в музыке, лирических мелодий до отягченного всей «горечью и злостью» праведного гражданского негодования «железного стиха», который он «бросал в лицо» своим современникам.

Идейная близость Лермонтова и Пушкина обусловила сходство их литературного пути, обусловила она и тесную связь, которая существует между творчеством Лермонтова и великим творческим опытом его старшего современника.

Связь эта с самого начала ощущалась если не всеми, то, во всяком случае, наиболее чуткими и проницательными из критиков Лермонтова. Для них Лермонтов являлся непосредственным продолжателем и «наследником» Пушкина. «Мы смотрели на него, как на преемника Пушкина», - заявлял Белинский. Один из критиков, современников Пушкина, назвал его «следствием Жуковского». Пушкин заметил на это: «Я не следствие, а ученик его». Лермонтов был и учеником и «следствием» Пушкина - следствием, которое, в свою очередь, явилось причиной новых великих литературных «следствий».

В годы своего литературного ученичества (1828 - 1835) Лермонтов учился у весьма многих своих предшественников и современников, и русских и западноевропейских. Однако не только самые ранние, но и самые яркие, самые впечатляющие уроки вынес он из творчества Пушкина. Сперва уроки эти были чем - то вроде упражнений в поэтической орфографии: тринадцатилетний Лермонтов старательно переписывает в одну из своих детских тетрадей весь «Бахчисарайский фонтан» Пушкина. От простого переписывания пушкинских стихов Лермонтов скоро переходит к их поэтическому «переложению». В следующем же, 1828 году Лермонтов пишет поэму «Кавказский пленник». Это весьма близкий пересказ одноименной поэмы Пушкина, в который вставлены целые куски пушкинского текста.

В 1829 году Лермонтов начинает перерабатывать пушкинских «Цыган» в либретто для оперы. «Разбойничье» содержание ряда поэм Лермонтова 1828 - 1829 годов («Корсар», «Преступник») восходит к пушкинским «Братьям разбойникам». Неоконченная поэма «Две невольницы» воспроизводит фабулу «Бахчисарайского фонтана». Стихотворения Пушкина «Демон», «Ангел» и ряд других послужили для Лермонтова толчком к созданию «Демона», первая редакция которого относится к тому же, 1829 году.

В эти же годы Лермонтов усиленно знакомится (в оригиналах) с произведениями западноевропейской литературы, в особенности с творчеством Байрона. В 1830 году самому Лермонтову начинает казаться, что он уже взял от русской литературы, в первую, очередь от Пушкина, юсе, что она могла ему дать. Период ученичества Лермонтова у Пушкина, действительно, заканчивается.

Для творческого развития Лермонтова это ученичество имело исключительное значение. Поэзия Пушкина являлась для Лермонтова школой высшего художественного совершенства; в этой школе, сперва попросту копируя великие образцы, затем заимствуя с пушкинской палитры готовые краски для первых попыток самостоятельного творчества, Лермонтов научился владеть поэтическим языком и стихом, искусством построения образа, мастерством композиции.

В этот период Пушкин для Лермонтова - прежде всего автор южных романтических поэм. Но поэмы Пушкина кажутся Лермонтову недостаточно романтичными. В своих пересказах - переработках он до предела сгущает романтические краски. Так например он заканчивает своего «Кавказского пленника» не по Пушкину, а по «Абидосской невесте» Байрона в переводе Ив. Козлова - убийством пленника отцом черкешенки, самоубийством черкешенки и терзаниями убийцы - отца.

Воздействие творчества Пушкина возобновляется с новой силой в один из самых критических моментов идейно - художественного развития Лермонтова: в период перехода от романтизма к «поэзии действительности» (1833 - 1837 годы). «Евгений Онегин» становится для Лермонтова в этот период своего рода поэтическим путеводителем. «Перед Пушкиным он благоговеет, - пишет Белинский о своем разговоре с Лермонтовым в арестном доме в 1840 году, - и больше всего любит Онегина».

Творческое общение Лермонтова с пушкинским «романом в стихах» принимает самые разнообразные виды. В «Казначейше» поэт замечательно овладевает онегинской формой. В незаконченном «Сашке» он пытается реализовать свой давний замысел - дать в «романе в стихах» типический образ «современного человека». Наконец, в «Герое нашего времени» Лермонтов воплощает в образе Печорина Онегина 30 - х годов.

Однако Печорин - не только «младший брат Онегина», но и своеобразная апология «современного человека», которому в творчестве Пушкина был вынесен достаточно суровый приговор. Лермонтов не скрывает ни от себя, ни от читателей отрицательных свойств Печорина: его эгоизма, душевной опустошенности, бессилия плодотворно использовать те «силы необъятные», которыми он наделен от природы, - но вместе с тем он сообщает образу Печорина черты подлинного героизма.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены