Кроты

Станислав Токарев| опубликовано в номере №1436, март 1987
  • В закладки
  • Вставить в блог

Эта камера хранения по сию пору существует в Москве, в самом центре, в Третьяковском проезде, который круто стекает от Никольской под арку бывшей Китайской стены и впадает в проспект Маркса.

Камера — десяток ступеней вниз, а там душная каморка, запах сукна, кожи, плесени и нафталина. Прилавок для сдачи и приема вещей. Истинно кротовая нора.

«Кротами» называли работники УБХСС тех, против кого проводили серьезную, тщательно подготовленную операцию.

В камере хранения был свой контингент. Небольшой, но крепко спаянный. Готовые в принципе обдурить друг друга, они жили по законам волчьей стаи — если одна делала свою коммерцию, другая была готова дежурить снаружи, чтобы не нагрянула опасность.

Если в подвальчик затесывался незнакомый, посторонний торговец, его гнали, могли избить.

Продавцы здесь были оптовики, покупатели зачастую тоже. Товар скрывался за прилавком, на полках, демонстрировался лишь образец, и, если он подходил, пришельцы просто переписывали его на себя, велели безразличным ко всему старичкам служителям переложить тючок с полки на полку.

Для спекуляции вообще характерно то, что, двигаясь от инстанции к инстанции — скажем, от продавщицы магазина, которая сбывает нечто дефицитное налево, к спекулянту, от него — к другому, зачастую приезжему, далее — к торговцу в розницу и, наконец, — к потребителю, вещь поднимается в цене втрое.

Сложность борьбы с «кротами» еще вот в чем. Статья 154 УК РСФСР гласит: «Спекуляция, то есть скупка и перепродажа товаров или иных предметов с целью наживы». Необходимо, выходит дело, зафиксировать как один элемент — скупку, так и другой — перепродажу. Но опытные, тертые калачи спекуляции научились, что называется, разрывать цепочку — расчленять во времени одно и другое действия и перемежать их третьим. Допустим, сначала в одном месте города выяснить, что нужно клиенту, в другом через некоторое время продемонстрировать образец, в третьем передать товар. Это все при навыке отрываться от погони.

Вернемся, однако, к камере хранения. Колоритнейшие здесь, судя по рассказам, субъекты обретались. Посторонним, как я уже упоминал, спуска не давали, в особенности же лютовала Валентина Пронина по кличке «Валя-лошадь». Лупила она, если и в долю не брали. 40-летняя мощная хрипатая матерщинница, особа одинокая, бессемейная, вся жизнь которой протекала здесь или по соседству, в ресторане «Славянский базар», куда ходила она завтракать, обедать и ужинать — с непременным возлиянием — и где были у нее свои связи. Ходила одна или с компанией других тамошних спекулянтов, но — это характерно для их «профессии», для коммерческих взглядов на жизнь — расплачивался каждый за себя, а недоплата тотчас влекла за собой скандал.

Колоритна была чета Рудницких — познакомились они на торговой стезе, и Валентина Михайловна ушла от мужа к Матвею Григорьевичу. Заядлый игрок-картежник, завсегдатай скачек, он лично операций не проводил: скорее разрабатывал, наблюдал, прокладывал курс, которому неукоснительно следовала супруга. Остановится, бывало, у входа в подвал, закурит «Кент», бросит туда-сюда прищуренный взгляд...

Но вот хоть и был он умен, хитер, воспитан, умел держаться солидно, а на суде жалко отпирался до последнего, уверяя, что груды найденных у него вещей сам лично носил...

Признаком некоего, как говорится, сдвига по фазе осталось в памяти работников УБХСС такое вот поведение Матвея Рудницкого.

Мои собеседники вообще считают, что в алчности своей «профессиональные» спекулянты рано или поздно переходят грань между нормой и патологией.

Ну, скажем, возле магазина «Ядран», одной из «горячих точек» Москвы, где недавно задержали несколько десятков спекулянтов, в том числе таких могучих столпов, как Балатониха, Дюймовочка, Лягушка, оказалась 12-летняя девочка, торговавшая колготками.

Можно задуматься над тем, какая среда обитания толкнула ребенка на скользкий путь. Но ясно, что ребенок пока исправим.

Ужас случившегося — поздно, в камере, но настигший все-таки ужас, — очевидно, гарантирует исправление Медички.

Патология же...

Старший продавец ГУМа Сания Енбекова была задержана на площади Революции, где обычно назначала «деловые встречи». С криком задержана, с яростным отпирательством, едва ли не с истерикой. Во время обыска два ее сына, студенты, были поражены тем, что нашлось в комнате матери, в ее шкафу. Они мечтали о кроссовках — там был найден целый ворох. Там висело несколько спортивных костюмов, а у них один на двоих... Нашли золото, 80 тысяч рублей у этой — без иронии, истинно — нежной матери.

Хочется задать простой, обыденный, человеческий вопрос: зачем?

И уж совсем из области патологии — история Серафимы Алексеевны Елисеевой, пятидесяти девяти лет, по профессии асфальтоукладчицы.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены