Коричневый паноптикум

Вальр Хазенклевер| опубликовано в номере №1304, сентябрь 1981
  • В закладки
  • Вставить в блог

Рейхсминистр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп в определенном смысле был самым подлинным воплощением национал-социалистского государства. Гитлер сделал его министром иностранных дел по той причине, что он был одним из немногих среди его паладинов, кто мог вести салонную беседу, быть «рыцарем» по отношению к дамам, обладал кое-какими художественными способностями и неплохо говорил по-английски. Кроме того, Риббентроп оказал Гитлеру услугу в критическом для него, Гитлера, положении. В январе 1933 года, когда, в связи с отставкой Шлейхера, нужно было срочно создать новое правительство, Риббентроп предоставил в распоряжение Гитлера свою квартиру, в которой и было проведено решающее совещание, имевшее своим результатом передачу Гитлеру всей власти и полномочий главы правительства. В 1935 году Риббентроп в составе одного из комитетов министерства иностранных дел заключает морской договор с Великобританией. Успех этого предприятия приводит к тому, что вскоре – после того, как освободилось место германского посла в Англии, – Гитлер отсылает Риббентропа к английскому двору с заданием представлять там национал-социалистскую империю.

Успехи Риббентропа в ипостаси германского посла носили показной, инсценированный характер. Во время одного из приемов в Букингемском дворце Риббентроп встретил королевскую чету приветствием «Хайль Гитлер», что вызвало определенный резонанс в международной политике.

Опираясь на заявленное им знание Англии, Риббентроп – уже в качестве рейхсминистра иностранных дел – сумел убедить Гитлера в том, что фюрер, не опасаясь военного конфликта с Англией, может смело назначать на первое сентября 1939 года акцию против Польши, защита границ которой была только что гарантирована британским правительством. После того, как англичане тем не менее объявили Германии войну, Гитлер буквально опешил и обвинил Риббентропа в заведомой дезинформации. И все же он оставил его на посту министра иностранных дел, однако тут же учредил за пределами Германии столько служб по доставке внешнеполитической информации, что вместо одного министра иностранных дел стало не, скажем, два, а целых тридцать, как по этому поводу выразился однажды сам Риббентроп.

Министром Риббентроп был совсем никудышным, и в самой его личности не было ничего выдающегося, что могло хотя бы компенсировать его профессиональную несостоятельность. Ему оставалось одно – издеваться над подчиненными, кричать на них, топать ногами, пыжиться и при обсуждении какого-либо вопроса пользоваться правом резюмировать выступления – для того, естественно, чтобы оказаться правым. Подчиненные ненавидели его и не испытывали по отношению к нему никакого «должностного трепета».

Риббентропа считали министром, бездельнее которого нельзя было придумать. Неоднократно предпринимались попытки дать Гитлеру понять, что Риббентропа следует попросту снять. Но Гитлер, для которого высокие профессиональные качества не значили ничего в сравнении с заявляемой ему преданностью, покровительствовал своему министру иностранных дел.

В Мондорфе всю спесь и фиглярство с Риббентропа как рукой сняло. Он уныло бродил по коридорам, избегаемый почти всеми пленниками Мондорфа: с ним никто не хотел иметь ничего общего отчасти потому, что он принадлежал к другой категории пленных, и еще потому, что он вызывал внутреннее отвращение, ибо начинал буквально дрожать от страха, стоило кому-нибудь из тюремной администрации заговорить с ним. Он всегда ожидал какой-нибудь неприятности для себя – и, как правило, не без основания, так как не мог отвечать даже тем элементарным требованиям, которые предъявлялись к обитателям этого лагеря гостиничного типа, как-то: подметать комнату, заправлять постель, следить за чистотой умывальника, содержать в порядке тумбочку. Время от времени он оказывался под домашним арестом или подвергался иным мерам дисциплинарного воздействия – и все только лишь по той причине, что забывал свои обязанности или относился к ним более чем халатно.

Когда я вызвал его для первого допроса, он от страха едва смог добраться до стула. Всякий раз цена того, о чем он мне хотел сообщить, была мизерной. Он принимался говорить о мелочах, полагая, что говорит о дипломатических нюансах, длинно и нудно переворачивая фразы с ног на голову. Его познания в области германской внешней политики были столь малы, что трудно было поверить в то, что перед тобой сидит бывший рейхсминистр иностранных дел.

Когда Риббентроп начинал говорить о Гитлере, его посещало состояние одухотворенной восторженности. Конечно, иногда и у него возникали мысли о том, что политика Гитлера «несвободна от недостатков», но, судя по его высказываниям о фюрере, он был предан ему до полной потери своего «я». В звездные часы грез и мечтаний он видел себя сидящим в обществе Гитлера и выясняющим, так сказать, в приватной беседе его великие политические идеи. Он не мог избавиться от чар фюрера: по его словам, даже если бы он набрался духа выразить ему по какому-то вопросу самый решительный протест или возразить, используя весь запас имеющихся аргументов, то и в этом случае он бы потерпел фиаско, как только бы увидел фюрера. Перед фюрером он мог только пресмыкаться.

В одной из бесед Риббентроп выдвинул мысль о том, что Америка вела себя нелояльно по отношению к Германии; после этого заявления он, впрочем, как-то сразу растерялся и произнес: «Вы можете считать меня абсолютным болваном, но в настоящее время я не могу со всей определенностью сказать, кто кому объявил войну: Америка – Германии или Германия – Америке...»

На это я ответил ему: «Господин рейхсминистр, до сих пор меня удовлетворяло ваше утверждение о том, что вопросы, которые я ставил вам касательно внешней политики, затрагивали лишь маловажные события, и поэтому вы могли не помнить всех подробностей. Но вам вряд ли удастся убедить меня в том, что такой факт, как развязывание войны между Германией и Соединенными Штатами Америки, относится к числу так называемых «маловажных» событий – как министр иностранных дел Третьего рейха, вы не можете не помнить обстоятельств, приведших к этой войне».

Явно недовольный, Риббентроп ответил: «Я ведь уже сказал вам, что вы можете меня считать абсолютным болваном, но предшествующие войне с Америкой события начисто стерлись из моей памяти, и я бы вам был благодарен, если бы вы помогли мне освежить их».

Я напомнил ему об этих событиях: «Седьмого декабря 1941 года японцы атаковали Пирл-Харбор и при этом уничтожили значительную часть Тихоокеанского флота. Сразу же после этого американский конгресс вынес решение об объявлении войны Японии. Спустя четыре дня, одиннадцатого декабря 1941 года, Гитлер, выступая перед членами рейхстага, напомнил, что Германия и Япония связаны союзническими узами и поэтому с объявлением Соединенными Штатами войны Японии он объявляет войну Соединенным Штатам Америки».

Риббентроп ответил мне следующим образом: «Если вы так говорите, значит, так оно и есть», – после чего беседа наша закончилась. Это была наша последняя беседа.

Рассказывают, что в ходе Нюрнбергского процесса, состоявшегося спустя год после наших допросов в Мондорфе. демонстрировался фильм, в котором с документальной убедительностью показывались ужасы национал-социализма. В фильме был снят также и Гитлер, который выступал с одной из своих речей, верховодя каким-то церемониалом. Глядя на экран, Риббентроп наклонил голову к соседу и прошептал ему на ухо: «Я снова весь в его власти».

Последним из допрашиваемых, кто представлял аппарат империи, был Франц фон Папен.

У фон Папена была необычайная биография. Он считался ловким и осмотрительным дипломатом, но его все время преследовали странные неудачи. Неся службу в Соединенных Штатах Америки, он чуть ли не сразу после начала первой мировой войны оставил в общественном транспорте свой дипломатический портфель, в котором были очень важные документы: в нем находился сводный список всей тайной агентуры, которая в то время работала на территории США на Германию и ее союзников, против Антанты. Портфель в конце концов был возвращен фон Папену, естественно, после того, как американская секретная служба основательно ознакомилась с его содержимым.

Аналогичная история случилась с ним уже в ходе войны, после того как фон Папен покинул США и получил назначение в Турцию. Там он ухитрился попасть в самую гущу одного из сражений между турками и англичанами, и поэтому ему пришлось спешно покинуть свою походную палатку. Ему удалось избежать непосредственной опасности, но в палатке после его побега остались несколько листов со списком многих агентов, работавших против Англии в регионе Ближнего Востока.

Именно фон Папен, опираясь на поддержку промышленных магнатов, уговорил Гинденбурга тридцатого января 1933 года назначить Адольфа Гитлера на пост рейхсканцлера. В знак благодарности Гитлер назначил его вице-канцлером.

На допрос он явился, одетый по-летнему, в шелковой рубашке и в шортах из льняного полотна.

Ответив на его приветствие, мы было приготовились приступить к допросу, как вдруг он предупредил наше намерение, заявив:

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены