Зашелся краской Алексеев. Веснушек на лице не различить стало. Он поплелся с лежбища. «Так и надо! Дешевый авторитет хотел заиметь. Что они, не поняли бы по-русски!»

Вскоре получил еще урок. Был Виталий вездесущим, суетился, его голос разносился далеко по лежбищу а толку немного было. Алеуты же работу выполняли спокойно, не торопясь. Но странное дело – они все успевали. Только поначалу не умел увидеть этого молодой мастер.

...Зверобои, казалось ему, слишком медленно спускаются на лежбище. Котики забеспокоились. Сейчас они хлынут в море. Алексеев обогнал бригаду, забежал к стаду со стороны моря, замахал руками, отпугивая зверье от воды.

Стадо шарахнулось, но огромный рыжий секач, весом в полтонны, упрямо пошел на него. Оглянулся Алексеев. Подмога была далеко. А глаза секача цепко держат человека, клыки устрашающе оскалены.

Сердце сжалось. Голос пропал, как бывает в страшном сне: хочешь крикнуть – и не можешь. Алексеев попятился. Под ноги попал камень, он запнулся и упал. «Ну, все!»

Однако в последнее мгновенье, загораживая его, метнулась к секачу проворная тень, и зверь отступил.

...Как-то, уже перед концом промысла, когда сил поубавилось, а усталость налила тело до краев, не захотелось зверобоям пойти на лежбище. Подумаешь, денек можно и отдохнуть.

Светило солнышко, а оно редкий гость. Мужчины сидели у дома, наслаждаясь теплом.

– Жарко, – отговаривал пожилой зверобой Алексеева. – Зря спустимся да поднимемся. (Все-таки четыреста ступеней. Да еще несколько миль на шлюпке идти.)

– Пожалуй, ты неправ, – ответил Алексеев.

Зверобой молчал, уставясь на маслянистое, тускло поблескивающее море. Остальные сумрачно жевали лемешину, смесь табака с древесной золой.

– Ну, пойдемте, – сказал Алексеев и зашагал к лестнице. Остальные сидели. Виталий шел, не оглядываясь. Пойдут за ним!

...Один за другим поднялись мужчины, приговаривая: «Однако погода самый раз...»

В старину зверобои жили в ухожах (так назывались легкие юрташки) вместе с семьями. И сейчас еще на ближние промыслы нет-нет да наезжают домашние: постирать, помочь поварихе. В тот первый для Виталия сезон часто гостила и Настенька Григорьева. Брат Аркаша у нее здесь был зверобоем, мать Ольга Сергеевна – поваром. (Она знала толк в поварском деле. Недаром газетчики из «Алеутской звезды», наезжая, выспрашивали у нее рецепты старинных кушаний и потом публиковали в газете.)

Ольга Сергеевна – седая, осанистая, властная. Ее все слушались. Брат – молоденький, но старавшийся казаться взрослым, иссеченный ветром, наравне с самыми сильными целый день на ногах. Настенька походила на мать. Черноглазая, ладная, как Ольга Сергеевна в юности. Она только что окончила в Петропавловске торгово-кооперативный техникум. Соскучилась в городе по горам и долам.

* * *

...Однажды, проходя мимо дома Григорьевых, Виталий услыхал песню, негромкую, мелодичную. Увидал в окно: в комнате полно молоденьких девушек, и с ними Григорьева-старшая. «Девичник, что ли!» Слов Алексеев не понял. Только разобрал – «агитаюшка, агитаюшка». Но от песни этой странно взволновалось сердце.

На другой день, встретив повариху, спросил он, что означает «агитаюшка».

– Дружок, – ответила она. – Песня у нас есть такая.

– Я слышал, вы вчера с девушками пели.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.