Хоккей = мужество

В Фролов| опубликовано в номере №862, апрель 1963
  • В закладки
  • Вставить в блог

Пунцовый от волнения пятнадцатилетний паренек сидит, подавшись вперед плечами, и слушает, слушает. Иногда он улыбается н радостно кивает: да, да, так должно быть! Иногда хмурится: почему? Ну, как же — вот он, многоугольник, а это радиус сферы... Да, да, ясно. Дальше, дальше! Они волнуются одинаково — и профессор, известный в стране математик, и сто его слушателей — учащихся первого в Союзе физико-математического училища при Сибирском отделении Академии наук. Среди них и он, Саша Иванов. И Саша и профессор — один впервые, другой в тысячный раз — вместе переживают радостное изумление перед простотой и силой гармонии — математической закономерностью.

— Вот этот уголок прибавляем сюда... И все! — Профессор бросает мел и смеется, поглаживая бороду.— Вот как все просто в этой самой математике!

И Сашу вдруг пронзает странное чувство: а не сон ли все это? Сферические многоугольники на доске, амфитеатр аудитории, профессор, чье имя любимо по книжкам. Городок с цветными пролетами домов, чистый и светлый, как отражение в линзе. Толстые книги с репродукциями Сурикова и Рокуэлла Кента. Взрослый, внимательный друг, молодой математик, весело подтрунивающий: «У тебя, уважаемый, каша в голове. Что за манера читать четыре книги сразу?» Оказывается, Саша прочел весь университетский курс по математике. События свалились быстро и неожиданно, как новогодний сюрприз. И до сих пор еще толком не знаешь: сон это все-таки или не сон?..

Персей спрятал меч в облако. Оно прозрачно прикрыло Кассиопею, наползло на хвост Цефея. В черном небе пылали созвездия. Их близость была мучительной. Не надо было напрягаться, чтобы почувствовать их полет в пространстве, мертвый холод космоса, жар звездного вихря. И нити тянутся из мировых глубин прямо сюда, к окну. Что за нити связывают мир воедино — от электрона до Галактики?

— Когда это кончится, Сашок? Закрой окно, простудишься... — Это мама. Хочется еще посидеть на окне. Но всё — звезды отодвинулись. Теперь они сами по себе, независимо от Саши. Ни с чем не связаны, а сами по себе, как в звездном атласе.

В жизни Саши наступила четырнадцатая весна, самая тревожная и счастливая. Все предметы на свете вдруг повернулись какой-то удивительной стороной, все связалось в гигантский хоровод.

Астрономией Саша увлекся с одиннадцати лет. Летними ночами он выскальзывал из дому. Было прохладно. С монгольских плоскогорий, с той стороны границы, дул сухой, полынный ветер. Ясным, доверчивым светом изливалось небо. Он узнавал Дракона, Лебедя, Цефея. Растягивался на траве и, боясь, что вот-вот выйдет мама, смотрел, смотрел. И настойчиво хотел понять, еще не зная, что именно. Телескоп он сделать не смог: не было стекол. И тогда он решил дотянуться до звезд вслепую. Это была его тайная мечта. В библиотеке, жарко краснея, попросил учебник высшей математики. «Какой?» «Да все равно!» — смотря в пол, промямлил Саша,— пусть думают, что книжка не для него. «Вот все, что у нас сейчас есть». Три потрепанные книжки. «Возьмите лучше Лузина». «Можно, я возьму все?»

Он едва дождался вечера, чтобы засесть за книжки. Первую страницу читал полчаса. Дальше пошло еще сложнее. Доказательства строились на чем-то очевидном, чего Саша не знал. «Отсюда ясно следует...» — говорилось в книжке, а мальчику ничего не было ясно. Он заглянул подальше — и зажмурился: страницы сплошь были заполнены непонятными формулами. Стремительный взлет к звездам откладывался, требовалась расшифровка. Ничего, ради астрономии можно было решиться. Через месяц он был в одной книге на пятой странице, в другой — на седьмой, в третьей — на второй.

Саша по-прежнему ходил в школу, учил наизусть отрывки из «Муму», любил репинскую «Не ждали» и перовского «Рыбака», прилежно решал задачи о трубе А, через которую вливается воды больше, чем выливается через трубу Б, добросовестно, на четверку писал в сочинениях, что «Татьяна Ларина была образцом супружеской верности».

А вечерами для него начиналась другая, тайная жизнь. Сначала мысль, приученная к гладким дорожкам учебников, испуганно шарахалась от загадочных страниц. Саша помнил их наизусть, но зубрежка ничего не давала — он мог бы ответить «это» у доски, но ему нужно было через «это» добраться к звездам, извлечь из «этого» конкретный смысл. Снова и снова он возвращался к первым страницам. И вот однажды они заговорили. Чуть с ехидцей, суховато и изящно они рассказали Саше все — это было удивительно просто.

В те дни он был счастлив. Уроки казались тоскливее, чем всегда. Однажды, дежуря по классу, Саша рискнул. Выла перемена. Ребята шумели в коридоре. Саша взял мел и написал на доске сложное интегральное уравнение. Звонок. Ребята с гиком ворвались в класс. «Иванов, что это за абракадабра?» Он угрюмо молчал. Вошла учительница математики. Вот сейчас... Небрежный взгляд на доску: «Кто дежурный, почему доска не подготовлена?» Рывок — и сыплются из-под тряпки обломки красивых формул. Так и надо — не лезь.

Может, написать какому-нибудь знаменитому ученому: «Что нужно делать, чтобы стать… математиком?» Да, не астрономом, это уже прошло, а именно математиком... Нет, не надо. Подумаешь, три книжки осилил! А может, бросить все к черту? Саша в отчаянии лезет под одеяло.

Он еще не знает, что под Новосибирском, в нескольких тысячах километров от их городка, в это время заседает ученый совет. Ученые спорят, предполагают, волнуются. Они думают о том, как помочь Саше из пограничного городка или Люсе из Читы стать хорошими математиками, физиками, биологами. Как сохранить для науки их пронзительное восприятие мира, способность видеть вещи с непривычной стороны, удивляться обыкновенному и понимать непонятное.

И вот вечерами, когда все мальчишки и девчонки, от Урала до Тихого океана, уже спят крепчайшим сном, в Академгородке молодые физики и знатоки математической логики, скинув пиджаки, погружаются в странное занятие — придумывают задачки-головоломки. Задачки забавные я вроде легкие, но в них подвох — в них вещи поворачиваются необычной стороной: шевели мозговыми извилинами!

В жизни каждого подростка наступает момент, когда ему необходимо, чтобы кто-то очень умный и очень знающий протянул ему руку и помог поверить, что и на его долю остались «белые пятна», не освещенные еще мыслью исследователя, пробудил в подростке жажду научного поиска. К сожалению, далеко не всегда таким умным и знающим руководителем оказывается школьный учитель. На уроках ученики узнают о законах

Ньютона, во не представляют, что внес в науку Эйнштейн, фундаментально, по пунктам разбирают классовую сущность лежебоки 06ломова и учат наизусть про его диван и халат, однако очень и очень бегло знакомятся с писателями XX века, для которых в школьных программах места почти не оказалось. Наиболее любознательные из школьников стараются вырваться из безмятежных, четких и... устарелых программ и обучаются, так сказать, помимо школы: слушают лекция ученых, читают сугубо научные журналы, участвуют в диспутах о новых стихах...

Ученые с тревогой говорят о «постарении» творцов науки. Прежде всего математиков и физиков-теоретиков, чей творческий расцвет наступает очень рано — в двадцатилетнем возрасте. В последнее время этот «возрастной ценз» значительно поднялся. Огромный, все возрастающий объем знаний, которые нужно усвоить до начала самостоятельной работы, «старит» ученых. И скоро, если следовать логике школьных программ, придется учить студентов лет эдак до тридцати. Один физик-теоретик, грустно посмеиваясь, говорил: «Я же еще ни черта не знаю об этом самом мире элементарных частиц. Учусь, стал понемногу разбираться. У нас в отделе все учатся. Скоро, может, начнут работать...» Реплику нельзя, конечно, принимать дословно: у этого ученого несколько известных работ. Но есть в его словах горькая правда: человеку под тридцать, а ему действительно предстоит еще очень многое узнавать, чтобы работать в полную силу. Вспомните, Эйнштейн открыл теорию относительности в двадцать шесть лет, Галуа написал бессмертные тринадцать страниц в двадцать, Абель доказал неразрешимость уравнений пятой степени в интегралах в двадцать пять.

На вступительных экзаменах на физическом факультете между абитуриентом и профессором нередко возникает такой диалог:

Профессор: Вы интересуетесь физикой?

Абитуриент (оскорбленно): У меня ж пятерка в аттестате!

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 3-м номере читайте о жизни и творчестве Владимира Семеновича Высоцкого,  о судьбе великой русской актрисы Веры Комиссаржевской, о певице, чье имя знакомо каждому россиянину, Людмиле Зыкиной, о Марии Александровне Гартунг, старшей дочери Пушкина, о дочери «отца народов» Светлане Аллилуевой, интервью нашего корреспондента с замечательным певцом Олегом Погудиным, новый детектив Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены