Капли теплого дождя

Виктор Потанин| опубликовано в номере №1237, декабрь 1978
  • В закладки
  • Вставить в блог

– Видишь, Степа? Я не могу,.. – И тогда он ответил, чтоб отвязаться от матери, а может быть, чтобы страх прогнать:

– Вижу, вижу! Там Лушка ходит...

И мать сразу облегченно вздохнула и перекрестила рот.

– Ну и слава богу, вот и нашли виновника. Ох и халява она, польстилася...

Ему было совестно. Потому что никакой Лушки он не увидел в зеркале. А сказал про Лушку просто так, невзначай-, чтоб угодить сейчас матери. Сказал, а легче ему не стало. Даже наоборот – пришел такой стыд, будто б сам гусей украл, а потом отрубил им головы. Степа на мать посмотрел, но она молчала. И тогда Степа вышел на улицу. В небе было столько звезд, что он зажмурил глаза. Одни звезды были большие и точно бы шевелились, а другие были маленькие, желтые и так же мигали, как та свеча перед зеркалом. От звезд шел длинный, тягучий свет, и этот свет усыплял. У Степы стали закрываться глаза, но в это время заскрипело крыльцо.

– Где ты, сынок? Я тебя потеряла.

– Мама, я здесь.

– Вот и ладно, вот и хорошо. Только никому не рассказывай, что мы гадали на зеркало.

– Не буду, не буду. А ты про Лушку не говори. Не пойман – не вор. А гусей еще купим. Лишь бы папку дождаться.

– Какой ты, Степа, доверчивой! Всех бы по головке погладил. В кого ты, не знаю, а люди-то всяки... Гляди-ко, какие звездочки.

Степа опять поднял голову. Звезды теперь были ближе, и свет от них шел прямо в глаза.

– Мама, они шевелятся.

– А как же! Они живые, и мы живые...

3. Военная музыка

Наступил третий год войны. А когда-то уверяли себя, что война пройдет всего три недели. Да не вышло так. Но сосновцы не унывали! И как они обрадовались теперь теплым февральским дням! Уже солнце поднималось все выше, по-весеннему грело, но до весны еще далеко, еще ночами трещали морозы, еще снег и не думал таять, а, наоборот, затвердел и слежался – ходи по нему, не провалишься. И какие сугробы стояли в том феврале! По этим сугробам и пришли в деревню нежданные гости. Они пришли на лыжах, их было человек десять – двенадцать. Самый младший из них учился еще в четвертом классе, остальные были из шестого, седьмого... Вместе с ними был школьный учитель – горбатенький, крохотный, в тесной кроличьей шапочке, в больших пимах не по росту. Настоящий мужичок-с-ноготок. Зато на глазах сияло золотое пенсне. Эта шапочка, это золото делали его еще похожим на белочку. Прыгает она по веткам, резвится и хвост свой далеко распушила, но близко не подпускает. А ребята ему дали свое особое прозвище – Комарик, Комарик! Наверное, из-за голоса, очень тонкого и писклявого. А может, из-за фигурки, очень слабой, непрочной...

В этой группе было еще одно существо – большая собака. Но рост свой она не оправдывала. Собака крутила хвостом, ко всем приставала, ласкалась и даже пыталась лизнуть в руки, в лицо.

Эти ребята пришли из райцентра. Там был детский дом, средняя школа, и сам райцентр походил на маленький город. Степа Луканин там не был, но многие были и теперь рассказывали всякие чудеса.

В первую ночь гости заночевали в школе, а утром Комарик стал рассылать приказы. И лицо у него было теперь сухое, уверенное, даже голосок обманул ожидания. Он теперь не пищал, а звенел, надрывался, правда, на самой высокой ноте. Еще немного, и он бы скатился на визг, но этого не случилось. Учитель никого не просил, а приказывал. Само имя у него оказалось сердитое, громкое – Григорий Романович. Степа сразу понял, почувствовал, что этот горбатенький – самый большой из них, самый главный.

Так и вышло, как думал Степа. Григорий Романович был директор детдома, а привел он с собой детей Ленинграда. Их так и называли – дети славного Ленинграда. Год назад их вывезли из осажденного города, многие из них были сироты, а другие о родителях своих ничего не знали. Они, видно, любили очень Комарика, потому что во всем ему подчинялись, ловили каждое слово. А Комарик уже распорядился, чтобы в школьном зале готовили сцену и заносили стулья, чтобы помыли полы и повесили занавес. Этот занавес они привезли с собой. На белой марле был нарисован крейсер «Аврора», а возле него в шеренге – красногвардейцы.

И вот пришел вечер. Зал наполнился до отказа. Ребята шумели и требовали артистов. Вдруг занавес распахнулся, и вышел Комарик.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены