2 августа

Воскресенье. В Манкос с гор яркими ручейками спускаются индейцы. На базар, в церковь, к нам. Часа в три дня я вышел купить сигареты и встретил немало знакомых, своих пациентов. Окружили, благодарят, вопросы задают, множество вопросов. Самый характерный: правда ли, что у нас детей с момента рождения отбирает и воспитывает государство? Боже ты мой... Начинаю рассказывать о детских садах, санаториях, дворцах пионеров, школах, пионерлагерях. Не верят. Подошла Нина Горбань, объясняет им на отличном испанском, что нет у нас антагонистических классов, рассказывает о нашем социальном строе, после этого уже переходит к детским садам. Слушают внимательно, покачивают головами, но уже не так недоверчиво.

8 августа

Уже десять дней мы в Манкосе. Ребята работают как черти. Очереди к нам огромные. Люди приходят из дальних горных селений, приходят не то что семьями — целыми родами. Заболевания тяжелые: пневмония, хронический, никогда не леченный туберкулез, перуанская бородавка.

После полудня пожаловал сын хозяйки дома, банкир. Произнес речь. Мол, русские — веселые люди, образованные, умеют работать. Так сказать, оценил. А в первый раз, когда приезжал, снял перуанский флаг, который батрачонок Феликс установил рядом с нашим, советским... Кстати, о Феликсе. Восемь с половиной лет. С 31 мая, дня землетрясения, — сирота. Сейчас батрачит у помещицы, во дворе которой мы живем. Босой, до колена холщовые джинсы, из которых он вырос года два назад, старая, без пуговиц, рубаха. Ужасно стеснительный мальчонка. Но попросишь его что-нибудь сделать — бросает на тебя любящий взгляд и мчится стремглав по поручению. Приехав в Манкос, мы попросили его принести палку для древка, чтобы установить наш флаг. Феликс мгновенно принес, а потом установил рядом с советским флагом перуанский, за что и получил подзатыльник от сына хозяйки. Его вообще лупят часто. Мы обратились с «нотой протеста». Кажется, помогло. А когда уедем, кто его защитит?

Феликс очень привязался к нам. Раз в неделю хозяйка его отпускает, дав несколько солей, и он несет деньги сестренке. Сегодня я встретил Феликса во дворе, он как раз шел к сестре. Увидел меня, подскочил, сунул в руку денежку:

— Ту! (Тебе!)

Он заработал три соля, два нес сестре, один отдал мне. Поняв это, я чуть не задохнулся...

Не думал, что у меня в такой степени развита классовая реакция, что ли. Не классовое чувство, именно реакция. В слове «чувство» есть что-то спокойное, оно не передает той взрывной силы, с которой, оказывается, может проявляться классовость. Дома-то этому откуда взяться? А вот здесь постиг. Как-то само собой — к бедняку «милеешь людскою лаской», а к богатому иное отношение, и все сквозь эту призму. Вот наша хозяйка с дочкой. Три человека прислуги, сотня крестьян платит аренду за земли. В Лиме у этой сеньоры дом, там же живет ее сын, финансист. Теперь, когда он приезжает, проявляет гостеприимство. Водкой угощает, «свойский парень». Общие у нас темы разговора, водка одна, а люди мы совсем разные.

11 августа

Познакомился с врачом-эпидемиологом Судзуки. Японец, женат на перуанке. Единственный хирург на миллион жителей. Думаешь о нем и видишь человека-одиночку, идеалиста, сражающегося с извечным злом рода человеческого — болезнями. Сравниваешь его с советским врачом — и сразу цепь ассоциаций, представляешь себе целую социальную систему борьбы за человеческую жизнь и здоровье. Умом всегда это знал, но здесь сердцем почувствовал всю великую гуманность нашего здравоохранения.

Бесплатное лечение. В Перу это понятие... ну, как бы это сказать?.. Вот несколько дней назад пришел на прием старик крестьянин, протянул три куриных яйца и вопросительно посмотрел: не мала ли плата?

Аспирант Первого московского медицинского института Аркадий Майоров рассказывал, что врачи из ФРГ убеждали его брать плату за лечение: пусть перуанцы знают, что здоровье стоит денег. А Люда Плетнева, студентка того же института, приехала в горное селение, жители которого вообще никогда не видели врача. Девчонка совсем растерялась. Первый врач. Она. Прилетевшая из-за тридевяти земель...

Толя Лихачев, хирург из Хабаровска, — старший нашей северной группы. А север Перу — оплот реакционной партии АПРА. Не удивительно, что в местах, где предстояло работать нашим, заблаговременно побывали представители АПРА и понаписали лозунги типа: «Коммунистам — нет!»

Группа Лихачева работала с большим напряжением: больных много, а надписи настораживают, отпугивают их от советских врачей. Раз привезли человека с тяжелым переломом черепа. Анатолий сам взялся за операцию. Крестьяне, узнав об этом, тут же поломали заборы с антисоветскими надписями.

Откладываю ручку. Вызов...

28 августа

В 11 часов прибежал испуганный индеец-кечуа. Нина Горбань с трудом перевела его сбивчивую речь: у дочери сильное носовое кровотечение. Идем. Километр, второй, восьмой. И тут я увидел пшеницу. Как наша, на Украине. Зеленые колоски так же ласкают ладонь. Я был у больной и все время чувствовал ладонью эти колоски. Кажется, даже вел себя слишком весело в такой ситуации... Потом, на обратном пути, снова увидел поле. Да, оно было такое же, как то, наше колхозное, где я работал шофером. И все-таки одновременно с радостью было что-то непонятное, мучительное. Ах, вот что: пшеничное поле здесь, в Андах, было загнано в ограду. По меже — каменный заборчик. Это была какая-то дикость, ненормальность. Черта капитализма — так называется это на языке политзанятий. Пришел в Манкос, рассказал товарищам, слушают, кивают. И опять страшная тоска по дому.

8 сентября

Особый день. Встречали наших альпинистов. Ими покорена величайшая горная вершина Перу — Уаскаран (высота — около семи тысяч метров). Наверное, в истории альпинизма это довольно редкий случай, когда восхождение преследовало не спортивные цели.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.